Гиперпанк Безза… Книга первая

Сотников Игорь

И вот этот человек иного порядка мышления, протерев свои очки, полузеркального на их поверхности исполнения, ещё раз осматривает их со всех сторон, и вроде как не заметив на них проблемных, испачканных участков, вздохнув, подносит к своей переносице, здесь задерживается на мгновение и чуть ли не зажмурившись, возвращает их на прежнее место. После чего он убирает руки от очков и … Не видит перед собой никакого чуда. А там, за пределами его очков, всё по прежнему идёт своим знаковым чередом и даже, как уверовалось этому человеку отступнику, раз он использует в своём лексиконе такие ветхозаветные слова и ветхо уже забытые убеждения, признанные разжигающими ненависть и отменённые

культурой отмены, мир впитал в себе ещё большей тонизированной гибкости и порционного латте со сливками, как бы собой ассоциировались олдбои с гибкой житейской позицией.

И пока тот человек-отступник возился со своими очками, и как оказалось, всё без толку, –физическая реальность вслед за виртуальным миром уже практически поглощена новым сознанием прогрессивной и чипированной самой в себе мысли, где каждый объект сущего и своей выраженной через своё я субъективности, представляет собой фигуральный передатчик 5G нейронного сигнала, являясь заодно проводником мысли вселенского разума, за которым стоит мировой заговор элит, где на их основе создана глобальная сеть или система миропорядка, основной целью которой является подчинение себе всего сущего и разумного, – олдбой Антиквер, сочтя необходимым с тонизировать свой крутон, отставил чашку с мусси, как вроде, и облёк свой крутон в новую комбинацию своего выражения.

После чего много из чего возвращается им на круги своя, что также приветствуется мимо проходящим олдбоем на прожарке своего организма, и олдбой Антиквер, испытывая в себе потребность не быть неотзывчивым к своему собрату по реализации себя, посылает ему ответное лёгкое латте, с тирамису на всём своём лице и с крокенбушем в своих глазах.

И опять со стороны человека-отступника звучит в их адрес неприкрытая угроза и нотки ненависти и злости. И вновь единственное, что его не выводит на первый план удручающего и не позитивного внимания всех тех, кого он тут сам видеть терпеть не может, то это его пространственная отдалённость от всех – он сидит отдельно и замкнуто. – На х… глаза бы не смотрели! – Не сдерживается человек-отступник, вгрызаясь зубами в чашку, он надеется, что с простым кофе, а не каким-нибудь эксклюзивно названным капучино.

А это человек-отступник, сказали бы олдбои, ещё не распространял свой нетерпимый взгляд и такое же кошерное мнение на их спутниц жизни бывает в последнее время редко, что подрывчато для репутации неодрогина и не слагаемо для своего продвижения в выдающиеся инклюзивностью соображения люди, толково зовущихся через диалект смягчающего суффикса как придётся и на то оно и она настаивает, но главное разнообразно и интеллектуально подчёркнуто, без зависимости и задержке на чём-то одном, и акцентировании внимания на физической составляющей их интеллекта.

Да после такого предварения представления, теперь уж точно и не поймёшь кого, и скорей всего, чёрте что кого, сугубо опять по мнению человека-отступника, какая быть может быть речь о том, чтобы этот человек-отступник сумел в себе собраться с силами, с мыслями, и ещё чем-то там активным, и отвести свой взгляд в сторону этого представления антиподов олдбоев, слов нет простых и нецензурных, чтобы как-то выразить своё неудобство здесь нахождения при виде всего того, что себе позволили с собой сделать те, кто собой олицетворяет жизнь и её зрелость.

Вот человек-отступник и помалкивает взглядом, стараясь держаться одной крепкой позиции – никуда не лезть своим взглядом-внимания. К тому же в дверях этого заведения появился тот самый человек, кто заставил его принять своё непосредственное участие в этой картине сегодняшней реалити, как оно по мнению олдбоев вокруг есть и

что так же сказал бы тот человек, кого сейчас здесь с трудом дожидался человек-отступник. А то, что у этого прибывшего только сейчас человека были столь схожие взгляды с представителями мужской части сообщества до новой поры, до времени инклюзива – олдбоев, так это потому, что так тому и быть, и он был один из них.

И тот человек, ради которого человек-отступник подверг себя стольким испытаниям и перемене мест взрослого рейтинга слагаемых во рту, а вначале в сердце и глубине своей души, ничем с виду не был отличен от всех этих олдбоев. Хотя всё-таки чем-то был. Своей ещё большей отбитостью и повёрнутостью на своём бенефисе оторвы человека.

И тогда нервно спрашивается: А что всё это может значить? И ради чего весь этот риск, которому подверг себя человек-отступник, придя сюда, ясно что в логово для вот таких олдбоев, кто только свою бородку нежно гладит, а узнай они, что ты ходишь без этой подчёркивающей его эксклюзивность детали своего интеллекта и субъектности из принципиальных соображений, а не как простительно – лысею во всех местах, дружище, то его бы точно никто по головке не погладил, принявшись вбивать ногами его интеллект прямо головой в асфальт.

А раз тут присутствует такой немалый риск для этого человека-отступника, то причина его сюда приведшая, была не менее значимой, чем его жизнь, или хотя бы интеллект. И можно даже предположить, что этот человек-отступник имел в себе достаточно мужества, чтобы сюда прийти. А вот насколько ему хватит мужества дальше пойти, то это буквально сейчас выяснится, как только зашедший в это заведение олдбой заметит его, затем что-то в голове прикинет, осматриваясь по сторонам и ища там трудно вот так сразу понять кого, и наконец-то, сочтёт возможным подойти к столику с человеком-отступником за ним.

Правда, люди креатива, а олдбои все излишне вышли оттуда, и если не они, то кто, если не некоторые из них, то лишь все не могут зайти, войти, пройти и выйти без того и без этого, чтобы не быть не лишним и таким как есть он есть, и не столкнуться с нарративом с надрывом к нему, который без всякого если к нему будет демонстрировать чуждые мысли опять же ему, мысль не быть им, не им и самим собой. Что зрительно и случилось, падла, немедленно и независимо от порядка хода мысли, жизни и причинно-следственных связей и подходов к такому роду, виду, цели действий, со своими квази последствиями, следствиями и промежуточными завершениями в набросах сиквела, а для размашисто мыслящих, то и в триквеле.

А если быть ближе к тому, к чему не хочется быть настолько близко, чтобы всё это тебя буквально касалось, а на расстоянии быть к нему в самый раз, то зашедший в двери забегаловки олдбой, как только осмотрелся по сторонам, затем задержался своим взглядом на вывеске на входе: «Уже завтра может сделать вчера сегодня. Смотри не задержись в сегодня вчера!», являющуюся перефразированием одной мысленной реальности, взятой в качестве триггера для нынешнего направления движения сознания масс в свой прогресс, где отстать забвению смерти подобно (Что есть смерть? Полное вычёркивание тебя из информационных упоминаний. И этого никто кто в тренде не хочет), и заодно позиционирующей владельцев этого заведения, как людей с прогрессивными взглядами, политически грамотными и знающим толк в продвижении своего продукта в массы, используя для этого не только конъюнктуру рынка, но и её политическую составляющую, и будучи в этой отстранённости от проходящего мимо информационного потока, и столкнулся с противонаправленно движущим лицом этой реальности в виде другой сущности олдбоя – его плеча.