Гипнотизер в МВД: игры разума
Шрифт:
Преступник вталкивает меня на тесную кухню. У стены стол, на стульях сидят испуганная старушка и заплаканный ребенок. Окна зашторены плотной тканью.
Обстановка самая обычная. Холодильник, кухонный гарнитур. Настенные часы, картина с натюрмортом. Вязаный коврик на полу.
— Ну, что там? — Балановский обходит меня, заглядывает в глаза. Он низкорослый и суетливый, а еще очень потный от волнения. — Вы готовы принять мои условия?
Я снова оглядываю его и внезапно осознаю, что совсем не боюсь. Отчасти на меня накатывает некое вдохновение, азарт, кураж, как перед выступлением.
— Да, готовы, — отвечаю я, хотя и понятия не имею, что он там запросил. Хотя, что могут просить люди его уровня интеллекта в такой ситуации? Отвезти их на аэродром, вывезти из страны, снабдить деньгами, что же еще. — Но только на это нужно время.
— Сколько? — хрипло спрашивает Балановский. Он чересчур нервно машет пистолетом и я некстати вспоминаю, что он убивает людей, как мух. — Сколько вам надо времени?
— Немного, около получаса, — успокаивающе говорю я. Мне самому этого времени должно хватить за глаза. Если я не смогу загипнотизировать его за этот период, грош мне цена, как специалисту. — Я пока что побуду у тебя, как дополнительный заложник, как товарищ и друг.
Балановский не обращает внимания на мои последние слова, кивает и порывисто подходит к окну. Отодвигает штору и проверяет, все ли в порядке. Отлично, он уже проглотил мои слова насчет дружбы.
Ему подсознательно хочется на кого-то опереться. Он ищет дружбы и сострадания. Как, впрочем и любой другой человек в этом мире.
Чтобы не стоять, как столб, и не раздражать его, я спрашиваю:
— Можно я сяду? Да и ты садись, ноги ведь не казенные. Нам надо подождать совсем немного, осталось чуть-чуть и твои надежды оправдаются.
Балановский мгновение раздумывает, потом снова кивает. Указывает на опрокинутую табуретку возле газовой плиты.
— Подними ее и садись.
Я поднимаю табуретку и сажусь. Рядом стоит еще одна, я как будто случайно поворачиваюсь к ней, указываю всеми угловыми сторонами своего тела в этом направлении: лицом, пальцами рук, ступнями. Мне надо, чтобы преступник перестал бегать по комнате, а спокойно сидел на своем месте.
— Садись тоже, — я добавляю в голос жесткости и металла, чтобы объект повиновался. — Ты передал свои условия и сделал свой выбор. Теперь осталось только ждать. Как говорил Ницше, если вы решили действовать — закройте двери для сомнений.
Балановский в изумлении замирает. Потом осторожно садится на табуретку рядом со мной. Пистолет убирает в сторону.
— Ты тоже знаешь Ницше? Но откуда?
Я слегка улыбаюсь.
— Я ведь не просто так отправлен на переговоры. У меня есть образование психолога. А каждый психолог знает и уважает Ницше. Лично мне нравится следующая его фраза: «Человек есть нечто, что нужно преодолеть». Каково, а? Очень сильно!
Тут я нисколько не кривлю душой. Меня и в самом деле в свое время поразила эта фраза у философа. Я сейчас вполне искренен. Нельзя врать человеку, который находится в ситуации между жизнью и смертью. Он мигом выведет тебя на чистую воду и месть его будет ужасной.
И Балановский верит мне. Он на мгновение расплывается в улыбке.
— Верно говоришь. А мне больше нравится фраза, что человек - это самое жестокое животное.
Ну, конечно, что же тебе еще могло понравиться у великого философа? Ты, как и Гитлер, взял из его учения только самое необходимое, оставив в стороне многие нравственные аспекты.
Но теперь я уже должен немного польстить ему.
— Верно, ведь поистине, человек - это просто грязный поток. Но мне еще нравится, что не надо уметь проигрывать, если умеешь выигрывать.
Балановский просиял от счастья. Он уже и забыл, что находится рядом с врагом. Все-таки, умение присоединиться к ценностям человека - это великая вещь. Я готовлюсь приступать к следующему этапу гипноза и в это время за окном раздается шум.
Глава 21. Ночь цвета воронова крыла
Ну, какого рода это может быть шум? К счастью, не выстрелы и не удары в дверь.
Нет, это были просто крики. Кто-то кричал во дворе. А еще там слышалась некая возня. Вскоре шум утих, но все равно нарушил тонкую нить доверия, которую я установил было с Балановским.
Бандит вскочил с табуретки, подлетел к окну и осторожно выглянул наружу. Потом потер кончик носа и пробормотал: «Проклятые журналюги!». Я так понял, что во дворе несколько журналистов пытались подобраться поближе к месту происшествия и даже проникли за оцепление и затем сопротивлялись выдворению.
Но самое главное, что крики снова пробудили в Балановском агрессию, которую я начал было приручать.
— Ну, что так долго? — закричал он, повернувшись ко мне. — Что ты мне здесь зубы заговариваешь? Ты что, думаешь, я какой-то идиот, которого можно развлечь разговорами о Ницше?
Он быстро подскочил ко мне, приставил ствол пистолета к голове и снова заорал:
— Может быть, тебе выбить мозги? Твои умные мозги? Ты считаешь себя самым умным на свете? А что ты скажешь на то, что я сейчас вышибу твои чертовы мозги из черепа? На глазах у этих людей?
Он указал пистолетом на заложников, причем очень опасно и мальчик начал плакать и хныкать от страха.
— Весьма интересная формулировка вопроса, — осторожно ответил я. — Но, в таком случае, тебе придется ждать еще больше. Ведь власти хотят, чтобы ты освободил всех заложников и никого не убивал. А если ты прикончишь меня, это надолго замедлит процесс выполнения твоих требований.
Балановский снова приблизил ствол к моему лицу и теперь навел его на мое лицо.
— А если тебе прострелить руку или ногу? Они наверняка зашевелятся?
Я посмотрел ему в глаза и поразился тому, какие они мутные и остекленевшие. Будто бы этот человек находился под влиянием наркотиков. Но в таком случае гипнотизировать его не имеет смысла. Он все равно будет неуправляем.
— Возможно, они зашевелятся, а возможно и вовсе не захотят выполнять твои требования, — ответил я, снова рассматривая его глаза. Зрачки неестественно расширены, он что, действительно обдолбался? — Им нужны гарантии того, что ты тоже выполняешь договоренности.