Гипотеза симуляции
Шрифт:
– Merci, – поблагодарили они шофера, выбираясь из салона.
– Привет Москва! – отсалютовал он и умчался обратно в сторону терминала.
– Не водитель, а полиглот, – прокомментировала Маша.
Когда они поднялись, бригадир бортпроводниц Оля Голицына, командир Анатолий Татаринов и второй пилот Женя Ищук уже находились на месте. В отличие от девушек эти трое провели ночь в более комфортабельных апартаментах отеля Хилтон. Ольга была женой Татаринова, но фамилии у них были разные: она наотрез отказалась брать фамилию мужа, мотивировав это тем, что принадлежит к древнему княжескому роду. Хотя внешне она меньше всего походила на княгиню. Широкая кость, маленький рост и простоватое среднерусское невыразительное лицо делали ее больше похожей на обычную крепостную крестьянку. Но внутри нее имелся жесткий стержень, превращавший толстопятую и глуповатую на вид бабу в уверенную в себе, несгибаемую и гордую женщину. Она принимала себя такой, какой она была и принуждала к этому всех окружающих.
– Привет, красавицы, – пробежал по салону Евгений. – Ну что готовы отправиться домой?
– Я нет, – ответила Мария, но второй пилот уже скрылся в кабине.
– Вот что я более ценю в человеке – это честность, – ответила вместо него Ольга и продолжила. – Вы в курсе, что там у них в зоне вылета произошло?
– Нет. А ты что-нибудь знаешь?
– Немного. Иначе бы и не спрашивала.
– Как я поняла, один из пассажиров умер. И что это какой-то новый вирус гриппа.
– Ещё мы видели машины скорой помощи и полиции, которые ехали в сторону терминалов.
– Если это очередной птичий грипп, то скоро опять начнется все, что я так люблю – бесконечные анализы и проверки перед вылетами, измерения температуры, и, если у тебя овуляция, можешь забыть про работу.
– Это почему? – Мария удивленно посмотрела на Ольгу.
– Маша, тебе сколько лет?
– Двадцать пять.
– Взрослая девочка и не в курсе, что в это время у тебя температура может запросто подняться?
– Ну… я думала, это во время месячных.
За подготовкой к полету пролетел час. Потом самолет отбуксировали к первому рукаву, торчавшему из здания терминала 2F, и спустя еще один томительный час капитан объявил о начале посадки.
– Ну начнем загон скотины, – донесся из динамика голос Татаринова. – Девочки в столице мряк с молоком7. И нет шансов что ситуация улучшиться. Вероятно, будет трясти при подлете, так что не скупитесь на барбариски, а по прилету доставайте куртки. И не забывайте надеть на себя десять-десять.
Ольга и Анжела встали у входа и послушно натянули на лица улыбки. Кристина села в кресло у иллюминатора в первом ряду от них.
– Черт. Мне всегда в эти моменты кажется, что у меня настолько тупой вид, – пожаловалась Анжела.
– Улыбайся, паксам8 это нравится, – ответила Оля.
– Да плевать мне на то, что им нравится, – Анжела попыталась сделать серьезное выражение лица. – Одно хорошо в этих рейсах из Парижа – детей тут почти не бывает и тошнотиков.
– Это точно. Я как вспомню рейсы из эмиратов или Турции, так просто содрогаюсь от ужаса.
Сквозь иллюминатор и окна аэропорта Кристина видела наполненный народом зал и очередь на посадку.
Анжела постучала ногой и подпрыгнула.
– Ты чего?
– Пассажиросос какой-то хлипкий в «де Голе». Всякий раз, бывая здесь мне, кажется, что однажды пройдет пара-тройка стокилограммовых трюфелей9 и мы все свалимся прямо на скотовоз.
– Крис ну что там видно в дырку? – спросила Ольга. – Идут?
– Вроде пошли.
Она уже собиралась встать и, присоединившись к девушкам, занять свое место у входа в салон, когда заметила на первом этаже, где находились выходы для посадки на лоукостеры, странную суету. Казалось, люди стояли по пояс в воде на берегу штормящего океана, и гигантская невидимая волна кидала их от стены к стене.
«Будто они убегают от кого-то», – подумала Кристина и приложила к иллюминатору ладонь, чтобы лучше разглядеть происходящее.
Несколько человек замерли у окна. Затем дернувшись, как от удара током, они прижались спинами к стеклу и попятились к закрытым дверям.
Среди них была молодая мамаша с ребенком. Мальчик обернулся и поднял голову. Он посмотрел прямо на Кристину, и той стало не по себе. В его взгляде угадывалась отчаянная мольба.
А еще паника.
В следующий миг мать ринулась вглубь толпы и увлекла за собой сына. Они исчезли среди других пассажиров, словно проглоченные гигантской плотоядной субстанцией.
– Крис, – прошипела Ольга. – Давай быстро, кефаль пошла.
– Иду-иду, – она встала у дальней стены и приготовилась помогать пассажирам, направляя их к своим местам.
Первыми в салон самолета вошли две особы неопределенного возраста. У них были одинаково накачанные губы, одинаковые прически и нереально гладкие лица.
– Наконец-то, – вздохнула та, из-под короткого красного платья которой, выглядывал край татуировки. – Надеюсь, тут будет спокойней.
– Да уж, – вторая капризно надула и без того пухлые губки. – Что-то в аэропорту уж больно шумно стало.
– Это все из-за личинусов, – ответила первая. – Ненавижу мерзких маленьких крикливых гаденышей.
Дамы критически осмотрели свои места в первом ряду и, усевшись, достали одинаковые золотистые айфоны.
Мимо Кристины прошла молодая пара – он как школьник на первом свидании держал ее за руку, она, раскрасневшаяся, оглядывалась по сторонам.
– Какие у нас места, Мариш? – спросил юноша.
– Шестой ряд, – ответила девушка. – «Эф» и «Жи».
– Пожалуйста, по этой стороне, – направила их Кристина.
У молодого человека за спиной висел небольшой рюкзак, с торчащим наружу уголком запечатанного пакета, из тех, в которые упаковывают алкоголь в зонах беспошлинной торговли.
Следом за ними, ведя перед собой девочку лет семи, вошла высокая блондинка в узком голубом платье. Кристина хотела заглянуть в ее билет, но та решительно направилась вдоль левого ряда.
Салон постепенно наполнился. Поток пассажиров уменьшился и вскоре иссяк совсем. Последним прошел мужчина неопределенного возраста с коричневым кожаным кейсом. Небольшого роста, лопатообразным армянским носом, выкаченными болотного цвета глазами и отвислыми щеками он напоминал Сквидварда из мультфильма “Губка Боб”. С недовольным и крайне надменным выражением лица он оглядел каждую из стюардесс и, бросив взгляд на пассажиров, столпившихся в проходе, и рассаживающихся по местам, поморщился.