Гипотезы о происхождении языка
Шрифт:
Может быть, не всегда сознательно, но лидер племени, наиболее сильный воин-охотник, в какой-то мере должен был учитывать условия будущей деятельности (вид и повадки животного или враждебного племени, как и когда следует напасть и т.д.) и обрисовать хотя бы приблизительные ее контуры. Естественно, что наиболее развитый лидер учитывал больше факторов и детальнее "прорабатывал" будущее поведение, сознательно или подсознательно понимая важность и эффективность подготовки.
По мнению многих исследователей, драматическое действо с самого начала было не только и не столько средством эмоционального самовыражения или настраивания на определенное поведение, сколько способом общения мыслями, передачи информации. Для выяснения значения пантомимических средств передачи мыслей на более низких ступенях культурного развития имеется достаточное количество подтверждающих фактов. Бушмены, австралийцы и эскимосы
Однако в пантомиме происходит не просто передача информации, взаимный обмен ею, но и обучение неопытных соплеменников будущему действию. Фиктивные сражения, как и изображение работы в игре, облегчают выполнение последующих движений. Даже не участвующие в танце извлекут пользу из одного только наблюдения за действиями, к которым им придется впоследствии прибегать самим (И. Гирн).
Итак, значение пантомимы для развития культуры первобытного человека, для обогащения его интеллектуального и социального опыта нам кажется кардинальным. Таково же оно и для возникновения языка.
С семиотической точки зрения пантомима была, конечно, текстом,'состоящим из иконических знаков. Но если иметь в виду все знаковые средства, которыми пользовался первобытный человек, то здесь имели место и знаки-индексы, выражавшие начальные элементы стандартных ситуаций, и даже символы, по крайней мере в изобразительном искусстве.
Зарождение и цервые этапы развития языка протекали, по всей видимости, в условиях постоянного взаимодействия поведения в игровой и реальной (наличной) ситуации при доминирующем значении последней. Первые драматические действа имитировали прежде всего те моменты пережитой реальной ситуации, которые были наиболее сильно эмоционально окрашены (стрессовые). Это появление объекта охоты нли врагов, схватка, поражение, победа н т.п. Естественно, что изображение этих моментов сопровождалось эмоциональными выкриками (боевой клич, крики ярости, отчаяния, радости и т.п.), которые были уже не выражением эмоций* а лишь обозначением их.
Тот факт, что изображение пережитого события сопровождалось озвучиванием, признают многие исследователи. А.А. Леонтьев считает, что "на определенной ступени развития в распоряжении первобытного человека должен был оказаться «двойной комплект» сигнальных средств для одних и тех же трудовых ситуаций – действие и звук; причем звук был пригоден практически для всех условий сигнализации (кстати, он был, вероятно, очень громким – вспомним звуки, издаваемые гориллой), а действие – отнюдь не для всех: оно не годилось ни ночью – в темноте, ни в густом лесу, ни в условиях сильно пересеченной местности"57.
Эта традиция сочетать игровое действие со звуковым сопровождением была свойственна и первобытному искусству. Пантомимическое представление в большинстве случаев должно дополняться рассказом или описательной песнью; поэтому в простом изображении действительных событий, характеризующем низшие формы эпического искусства, оба эти средства интеллектуального выражения обыкновенно выступают вместе (И. Гирн). Остатки этой традиции можно увидеть и в античной драме с ее хором, и в мистериях, в народных танцах (например, хороводы).
Хотя факт параллельного существования действия и связанного с ним озвучивания мы считаем фундаментальным для возникновения членораздельной речи, сам по себе он является лишь условием, но не объяснением этого процесса. Можно говорить только об одной знаковой системе, а именно имитирующем действии, звуковое же сопровождение было лишь сопутствующим и вспомогательным средством. Задача как раз и состоит в том, чтобы понять, благодаря чему произошло перераспределение знаковой функции между действием и звуком и каким образом нечленораздельное звуковое сопровождение (эмоциональные выкрики, звуко-изобразительные возгласы) действия превратилось в членораздельную речь.
Здесь необходимо начать с поиска внешних факторов, детерминирующих определенные внутренние изменения в мышлении первобытного человека. К ним мы бы отнесли прежде всего повышающееся разнообразие реальных (трудовых, боевых) ситуаций, в которых приходилось ему участвовать. Разнообразие это вызывалось обостряющейся конкуренцией между враждебными племенами в условиях демографического взрыва, вынужденной миграцией, "иоумне-нием" животных и врагов (людей и хищников), постоянным контролем за экологической нишей. Возрастает объем общения. Чтобы руководить коллективом, лидеры племени сами должны обладать необходимым внутренним разнообразием знаний (закон необходимого разнообразия в управлении), их
Поскольку игровых ситуаций становится все больше и больше, уже простое наложение их в сознании друг на друга приводит к вычленению более детальных их элементов, к тому же общих для многих ситуаций. Контекст пантомимы, который до этого состоял из крупных фрагментов, осознанно дробится на все более мелкие "блоки". В связи с этим и "звуковое сопровождение" также должно дробиться: длинные звуки стягиваются, повторяющиеся короткие (hon-hon-hon) варьируются, становясь различными. Число звуков увеличивается. При этом можно предположить, что одинаковые элементы в разных пантомимических контекстах озвучивались по-разному. Возникала контекстная синонимия, которая в процессе синтеза превращалась во внеконтекстную. В результате контекст пантомимы расчленяется до элементарных действий-команд, в простейшем случае до указания на объект и действие с ним. В этой связи показательны этимологические наблюдения Н.Я. Марра, который одному корню приписывает два значения – указание на него (человека) и связанное с этим действие: "'имя' как ' обозначение", 'указание' оказалось происходящим от 'руки', указывающей части тела, потому что, например, глагол toda в грузинском одновременно значит в форме u-toda 'протянул ему', 'преподнес ему', происходя от tod (tot) 'рука', 'лапа', и 'назвал его', собственно 'указал на него', буквально 'рукой (сделал) на него'"58.
Впоследствии из таких элементарных озвученных действий развиваются слова-предложения с последующим вычленением групп подлежащего и сказуемого (ср. развитие детской речи).
Как повторное воспроизведение аналогичной ситуации, так и (тем более) повторение схожих пантомимических элементов в разных контекстах приводило к осознанию различной важности деталей изображаемых картин. Некоторые из них признавались жизненно важными вообще (объект охоты, оружие и т.п.), другие только для целей данного коммуникативного акта – вычленялись ядерные элементы. Так или иначе при изображении ситуации некоторые детали оказывались лишними и утрачивались (эллипсисы, приводящие к контекстной многозначности). Происходила редукция пантомим. Но она состояла не только в отсеве избыточных элементов, но и во взаимных сдвигах изображений, в их сопоставлении, так как изображение одного и того же предмета может быть то более, то менее развернутым в зависимости от его роли в ситуации, и изображаться может то одна, то другая его сторона. В этих оппозиционных сопоставлениях все очевиднее становится целесообразность обобщенного изображения элементов. Но это неизбежно приводит к внеконтекстной неоднозначности (волнообразное движение рукой может изображать и полет птицы, и волну, и движение змеи). И здесь, вполне возможно, приходит на помощь "звуковое сопровождение", которое при изображении разных предметов различно. Таким образом, звук становится важным для взаимопонимания смыслоразличительным средством и при этом "условным", "символическим".
Аналитическая тенденция сочетается с противоположной – синтетической: одинаковые и обобщенные элементы многих ситуаций выстраиваются в схемы, соответствующие уже не одной, а целому классу поведенческих задач. Нетрудно представить себе, что при этом "звуковые сопровождения" таких элементов объединялись в звуковые комплексы, которые уже осознавались как членораздельные. Более сложным блокам пантомимы соответствуют комбинации таких комплексов.
Постепенно на обобщенном уровне происходит "обрастание" исходных категорий "объект" и "действие" новыми абстракциями. К ним в первую очередь, видимо, относятся категории пространства, времени и результата действия, а также качества (предметов). Это наиболее жизненно значимые категории: если сообщается о каком-либо событии, то как-то надо указать на то, где оно произошло, было ли оно в прошлом или произойдет в будущем; результат действия связан с одной из самых древних категорий человеческого мышления – причинностью, говоря более общо, последовательностью. Осознание связи между действием как причиной и результатом как следствием жизненно важно для организации будущего эффективного поведения. Этимологические изыскания по многим языкам разных семейств дают интересную картину: причинная лексика этимологически восходит к значениям, так или иначе связанным с действием. По данным О.В. Маслиевой, из 25 обследованных языков в 14 причинная лексика произошла от слов со значением конкретного вида действия, в девяти – со значением действия вообще, в одном – орудия труда и в одном – предмета труда .