Гитлер и Сталин перед схваткой
Шрифт:
Полпред, сообщив о своем предстоящем отъезде в Москву, выражает сожаление, что Вайцзеккер не будет у нас на приеме 18.IV.
Вайцзеккер говорит, что он крайне хотел бы быть, но день его целиком заполнен. Приезжает Гафенку и т. п.
Полпред говорит, что понимает его, т. к. в Москве сам бывает очень занят.
Примечание. Характерно, что в беседе ни одним словом не был затронут вопрос об обращении Рузвельта, сделанном накануне.
Беседу записал Астахов».
В дальнейшем Астахов ведет беседы уже сам. 6 мая он пишет Молотову:
«Секретно
Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович,
Основными темами немецкой печати, а также разговоров, которые приходится вести здесь с иностранными (в том числе немецкими) собеседниками, являются в данное время
1) смена наркома иностранных дел и
2) перспективы германо-польского конфликта в связи с вопросом о Данциге.
Что
К этой записи любопытный постскриптум:
«Прошу учесть, что я до сих пор не имею ни малейшего представления о сути наших переговоров с Англией и Францией, если не считать того, что вычитываю из англо-французской прессы, на которую полагаться опасно. Это ставит меня в исключительно трудное положение в разговорах с иностранными дипломатами, которые отлично подкованы и говоря с которыми постоянно рискуешь попасть впросак.
Астахов».
А вот запись беседы Астахова с приехавшим в Берлин послом Германии в СССР Шуленбургом.
«17 июня 1939 г.
Секретно
Ф. Шуленбург зашел ко мне в 12 час. 30 мин., предварительно позвонив по телефону из аусамта. Он начал с сообщения о том, что Хильгер (экономический советник) два дня тому назад уехал в Москву, повезя германский ответ на проект Микояна. Существенных разногласий, по его мнению, нет, за исключением вопроса о поставках и контрпоставках, т. е. о количестве советского сырья, подлежащего ввозу в Германию в порядке расчета по кредитуемым поставкам. Германия остро нуждается в сырье. Он, Шуленбург, не может без невероятных хлопот получить пару труб, необходимых для ремонта его дома. Между тем советская сторона предлагает слишком мало сырья, хотя желает получить в Германии весьма ценные вещи; Шуленбург надеется, однако, что Советское правительство пойдет на уступки в этой части и что проект Микояна не является в этом смысле окончательным. Что же касается остальных пунктов, то по ним разногласий не предвидится, их Шуленбург считает в общем приемлемыми. Вообще, если бы все зависело от германского правительства, то Шнурре выехал бы хоть сегодня. Но положение остается неясным. Молотов сказал Шуленбургу, что для успешных торговых отношений необходим политический базис, но развить и уточнить эти слова Шуленбургу не удалось. А это надо сделать. Сам Шуленбург считает, что обстановка для улучшения политических отношений налицо, германское правительство также признает наличие связи между политикой и экономикой. Надо все это выяснить и уточнить. Германское правительство сделало первый шаг в виде беседы Вайцзеккера со мной, и оно рассчитывало, что Советское правительство даст на это ответ. Смысл беседы Вайцзеккера совершенно ясен: это – стремление нащупать почву для дальнейших разговоров. Все в аусамте ждут, что Вы (т. е. я. – Г. А.) сообщите им этот ответ…
Я сказал Шуленбургу, что, по моим сведениям, ответ нарком собирался дать в Москве. Кроме того, частично он содержался в речи наркома. На это Шуленбург ответил, что в Москве ответа до сих пор дано не было. Правда, он сам с тех пор с наркомом не виделся. Впрочем, если бы он знал, что Молотов намерен сообщить ему ответ, он, вероятно, сейчас же выехал бы в Москву. Он просил меня уточнить, надо ли понимать мое объяснение в том смысле, что именно Молотов собирается беседовать на эту тему с ним, Шуленбургом, или это собирается сделать Потемкин. Я сказал, что это мне не известно, мне сообщили лишь, что ответ должен быть дан в Москве.
Далее Шуленбург принялся настойчиво убеждать меня в том, что обстановка для улучшения отношений созрела и дипломаты обеих стран должны содействовать успеху начавшегося процесса. Вынув из кармана запись беседы Вайцзеккера со мной, сделанную на бланках аусамта, он стал вкратце повторять сказанное мне Вайцзеккером, как бы проверяя, верно ли я все усвоил, а также добавляя и развивая сказанное Вайцзеккером. (Надо сказать, что в записи Вайцзеккер выражается более категорично по вопросу об улучшении отношений с нами, чем в беседе, которая изобиловала оговорками. – Г. А.) Просмотрев текст беседы и прочтя некоторые выдержки из него, Шуленбург стал уверять, что германское правительство серьезно хочет улучшить отношения, но не знает, как это сделать. Оно не решается прямо ставить вопрос об этом, опасаясь нарваться на афронт, отказ, но наличие такого желания несомненно. Да оно и понятно, ведь никаких противоречий с СССР у Германии нет. С другими странами приходится говорить о территориальных, экономических и прочих претензиях. Здесь же все по существу, ясно и урегулировано. Надо лишь впрыснуть новый эликсир в то, что фактически существует. Именно таково желание германского правительства, и поэтому все в аусамте ждут ответа на вопросы, поставленные мне Вайцзеккером.
Согласившись с Шуленбургом об отсутствии у нас с Германией серьезных коренных противоречий и повторив ему то, что я сказал Вайцзеккеру о совместимости идеологических противоречий с хорошими дипломатическими отношениями, я заметил лишь, что опасения германского правительства нарваться на афронт, заговорив об улучшении отношений с нами, нельзя считать обоснованными. Каково бы ни было наше отношение к конкретным вопросам, которые могут быть нам поставлены с германской стороны, Советское правительство никогда не встречает плохо инициативу к улучшению отношений, откуда бы таковая ни исходила; опасаться, что мы злоупотребим подобным эвентуальным шагом германского правительства, не следует. Мы имеем больше оснований для скептицизма, т. к. считаем (я привел примеры), что ухудшение отношений, последовавшее за приходом Гитлера к власти, создалось исключительно по инициативе германской стороны. Естественно поэтому, что у нас считают, что инициатива к улучшению должна исходить от Германии (все это я говорил, подчеркивая, что это лишь мои предположения, т. к. никаких прямых указаний у меня нет).
Шуленбург сказал, что он отлично понимает мотивы, которыми могут руководствоваться у нас, недоверчиво относясь к германским намерениям улучшить отношения. Он уверял, однако, что эти намерения достаточно серьезны. С Гитлером он, правда, не видался, но долго говорил с Риббентропом, который в точности отражает настроения фюрера. Прося меня быть конфиденциальным, Шуленбург передал следующие сентенции Риббентропа: «Англии и Франции мы не боимся. У нас мощная линия укреплений, через которую мы их не пропустим. Но договориться с Россией имеет смысл». Шуленбург считает, что Гитлер думает именно так. Сам Шуленбург хотел уже ехать в Москву, но Риббентроп задержал его в расчете на то, что его захочет повидать фюрер».
В «дневнике» наиболее подробно воспроизведена встреча Астахова, состоявшаяся 26 июля 1939 года в отдельном кабинете известного берлинского ресторана «Эвест». С советской стороны на ней были Астахов и заместитель торгпреда Бабарин, с немецкой – Карл Шнурре и молодой сотрудник экономической референтуры Вальтер Шмид. Такая «парная» структура была принята: она позволяла более полно и быстро записать содержание беседы. Длилась она более трех часов. К сожалению, положение сторон было различным. Шнурре имел точные указания Риббентропа и Вайцзеккера, Астахов же – никаких. Он руководствовался лишь здравым смыслом, желая получить наиболее полное представление о немецких намерениях. Было лишь известно, что в Москве позитивно отнеслись к немецким уступкам в торгово-кредитных делах.
Сперва речь шла о делах торговых. Шнурре продолжал давний торг, говоря о нехватке у Германии цветных металлов. Сам по себе торговый договор, заметил он, особой экономической ценности не имеет, и Германия стремится к нему из-за политических соображений. К их изложению он сразу перешел.
– Руководители германской политики исполнены самого серьезного намерения нормализовать и улучшить отношения. Германия открывает дверь для разговоров на эту тему…
Шнурре назвал конкретные темы: Прибалтика, Польша, Румыния, где Германия готова отказаться от «всяких посягательств», как она отказалась от идеи создания Карпатской Украины. Более того, речь может идти о самом широком аспекте, а именно: о том, чтобы СССР не становился на сторону Англии и Польши. Главный враг Германии – Англия, не желающая вернуть бывшие немецкие колонии. С Польшей примирения быть не может, Данциг должен быть возвращен.