Гитлер
Шрифт:
25 июля 1938 года фюрер одобрил принятые в Берлине решения, продемонстрировав полнейшее равнодушие к откликам в международной прессе: «Главное, что евреи будут изгнаны из страны. За десять лет мы должны отогнать их подальше от Германии. В настоящее время мы пока держим их как заложников». Через день Гелльдорф передал ему список мер, планируемых Берлином. «В самом деле, меры суровые и всеобъемлющие. Действуя подобным образом, мы выгоним евреев из Берлина в установленный срок». В числе этих мер упоминался запрет еврейским врачам на практику. 31 июля Гелльдорф представил Геббельсу – гауляйтеру Берлина – доклад о дальнейших мерах. Многие евреи уже покинули столицу, однако анализ их состояний показывал, что их оставалось еще достаточно, в том числе несколько очень богатых. «Всякая жалость к ним неуместна. Мы должны продолжать делать свое дело». Именно в этот период Геббельс переживал свою сердечную драму; Гитлер поочередно принимал у себя то Магду, то Йозефа, давая им «отцовские советы»; министр пропаганды писал в дневнике, что «молодость прошла». 9 ноября
Официальная пропаганда утверждала, что это был всплеск народного гнева, явившийся реакцией на убийство в Париже немецкого дипломата Эрнста фон Рата молодым евреем Гершелем Гринцпаном, но была ли это правда? В 1988 году, в память об этом печальном событии, появилось множество публикаций, позволяющих не только реконструировать его фактическую сторону, что, впрочем, было осуществлено раньше, но и проанализировать его причины. Если присмотреться к глубинным побуждениям, то станет очевидно, что личная драма Геббельса и переживаемая Гитлером фрустрация после мирного решения судетского вопроса вполне могли сыграть свою роль и стать причиной «эмоциональной реакции», принявшей форму погрома. Покушение на дипломата стало поводом, позволившим ускорить процесс изгнания евреев из страны, с одновременной демонстрацией того, что ждет «заложников».
Нет никаких сомнений в том, что Геббельс, организовавший этот грубый всплеск антисемитизма, действовал с согласия и одобрения Гитлера. Развитие событий показывает, что речь шла и о «спонтанной», и о заранее спланированной акции; оно служит иллюстрацией внутреннего функционирования режима и разницей в поведении отдельных действующих лиц. Все началось 8 ноября с публикации в газете «Фолькишер беобахтер» провокационной передовицы, призвавшей партийных вождей на местах провести собрания антисемитской направленности. Были произнесены зажигательные речи против евреев. По окончании собраний члены НСДАП при поддержке населения принялись поджигать синагоги, грабить лавки и дома евреев. На следующий день специально созванные провокаторы с помощью партийных главарей и представителей других нацистских организаций, таких как НСКК (Национал-социалистический корпус водителей), гитлерюгенд и СА (штурмовики), устроили ряд погромов. Они не носили форму и действовали в основном независимо друг от друга. 9 ноября к вечеру события приняли драматический оборот.
В этот день в Мюнхене собрались ветераны партии на ежегодное мероприятие, посвященное памяти марша на Фельдернхалле и неудавшегося путча 1923 года. Как всегда, на нем присутствовал Гитлер. Затем в здании бывшей мэрии состоялся ужин. Около 21 часа Гитлеру сообщили, что фон Рат скончался от полученных ран. Гитлер в течение нескольких минут о чем-то совещался с Геббельсом, после чего покинул зал, не произнеся традиционной речи. Этот труд взял на себя министр пропаганды, обрушивший на слушателей яростные антисемитские выпады. Кое-где уже свершилась месть, сказал он, и следует ждать повторения ее проявлений. Очевидно, Гитлер не хотел, чтобы инициатива погромов исходила от партии, но и удерживать ее он не собирался. Публика в зале прекрасно поняла смысл обращения Геббельса: в погромах участвовать обязательно, но так, чтобы не выпячивать роль НСДАП. Подобная практика использовалась в борьбе за власть уже давно. Гауляйтеры и ответственные за партийную пропаганду по телефону вызвали членов партии и отдали соответствующие приказы районным руководителям. Кроме того, Геббельс разослал телексы в отделы пропаганды разных земель.
Что касается штурмовиков, то их главарь Виктор Лутце после речи Геббельса собрал командиров своих отрядов и обратился к ним с призывом, впрочем не давая точных указаний. Те немедленно обзвонили из мюнхенской штаб-квартиры региональных руководителей, которые в свою очередь отдали приказ местным бригадам и отрядам. СС и полиция пока не были в курсе происходящего.
Начальник отдела безопасности Гейдрих находился в мюнхенском отеле «Фир Йаресцайтен». В 23 часа 15 минут ему позвонили из управления городской полиции и запросили инструкций. Удивленный, он вначале попытался связаться со своим шефом Гиммлером. Рейхсфюрер СС в это время был у Гитлера, в его квартире, – оба собирались на церемонию принятия присяги новыми членами СС. Вот почему Гейдрих получил информацию только около часу ночи: гестапо следовало директивам отделов пропаганды земель. Гиммлер передал региональным руководителям СС, что они по мере возможности должны оставаться в стороне от погромов, одновременно в случае необходимости оказывая поддержку гестапо. Он также продиктовал заявление о том, что его инструкции основаны на результатах встречи с Гитлером, из чего следовало, что он не одобрял предпринимаемой акции. Со своей стороны, Гейдрих отправил телексы по отделам гестапо и полицейским управлениям, ответственным за поддержание порядка: в первую очередь защищать неевреев и их имущество, произвести как можно больше арестов, особенно среди людей здоровых и богатых, и переправить арестованных в концентрационные лагеря. Поразительно, но приказ аналогичного содержания 25 минутами раньше поступил во все отделения гестапо. Он исходил от начальника IV отдела безопасности рейха Генриха Мюллера и несколько отличался от приказа Гейдриха, поскольку в
Отсутствие формального приказа и большое число каналов, по которым инструкции поступали к нацистским организациям, позволили создать впечатление незапланированной акции. Впрочем, мало кто из немцев поверил в это, не говоря уже о международной реакции; большинство немецкого населения было шокировано и резко осудило случившееся. В то же время почти никто не осмелился вслух заявить свой протест. Даже церковь воздержалась от публичной критики содеянного. За рубежом наиболее возмущенные голоса раздались из Англии и США – Вашингтон отозвал своего посла; Франция, не желавшая ухудшать отношений с Германией, проявила сдержанность. Ни одна из мировых держав не выказала готовность принять у себя столь большое число немецких евреев. Межправительственный комитет по делам политических беженцев, созданный в Эвиане после июльской конференции, тоже не сумел найти для евреев нового дома; многих из них ждала судьба вьетнамских «лодочников».
«Хрустальная ночь» причинила огромный материальный ущерб. Геринг, как ответственный за Четырехлетний план и вопросы экономики, получил от Гитлера задание «урегулировать еврейский вопрос» и координировать дальнейшие действия в этом направлении. 12 ноября маршал собрал совещание, на котором присутствовали Функ, Геббельс, фон Крозиг, Гейдрих, Далуге (силы порядка), Верман (министерство иностранных дел), представитель страховых компаний и еще несколько лиц. Темой заседания была оценка причиненного ущерба. Представитель страховых компаний заявил, что стоимость одних разрушенных зданий составляет 25 млн марок; Гейдрих, включивший в расчет разграбленное имущество, налоговые недоимки и другие косвенные потери, назвал сумму в несколько сотен миллионов марок. В конце концов было решено, что страховые компании покроют государству подтвержденный ущерб, а евреи – владельцы разрушенных домов осуществят ремонт за свой счет; в дальнейшем будет издан указ, согласно которому они смогут включить потраченные суммы в миллиард марок штрафа, наложенного на еврейское сообщество. Таким образом, платить за «непредвиденную» реакцию на убийство Рата предлагалось самим евреям.
Другими следствиями «Хрустальной ночи» стало решение о насильственной «ариизации» оставшихся невредимыми еврейских предприятий, увеличение налогов и еще целый ряд дискриминационных мер. Результаты не заставили себя ждать: в 1938–1939 годах около 120 тыс. евреев покинули Германию. Были распущены все еврейские организации. Помещения Сионистской организации в Германии, до тех пор занимавшейся эмиграцией в Палестину, были разрушены в ночь с 9 на 10 ноября. 12 ноября Гейдрих признал, что СД была причастна к «незаконной» эмиграции евреев в Палестину (организованной «Моссадом»). 24 января 1939 года Геринг поручил ему заняться решением еврейского вопроса, и сионисты снова получили поддержку СД. Гейдрих потребовал от «Моссада» обеспечить прием в Палестину 400 человек еженедельно. Но начало войны с Польшей помешало осуществить отправку 10 тыс. человек из Эмдена и Гамбурга. Формально «соглашение Хаваара» действовало до декабря 1939 года.
Пока шел поиск других путей изгнания евреев, война дала Гитлеру возможность решить еще одну весьма волновавшую его проблему – физического уничтожения инвалидов, душевнобольных и психопатов. Его обостренный интерес к евгенике уходил корнями в психологическую травму, нанесенную поражением в войне. Лучшая часть мужского населения пала на поле битвы, а в это время в тылу продолжали лечить невротиков и трусов, которые грозили расколу рейха и армии и готовили новую революцию. Еврейские врачи и юристы помогли всей этой публике уклониться от фронта. Подобные утверждения содержались во многих документах военно-медицинской экспертизы, проводимой после Первой мировой войны, и они легли в основу формирования новой морали. Поскольку также молчаливо допускалось, что развитие новой хирургической техники, нуждающейся в эксперименте, повлечет за собой определенное число летальных исходов, смерть отдельного человека перестала восприниматься как абсолютный юридический и моральный запрет. Отныне не стало никаких барьеров, и можно было требовать умерщвления трех-четырех тысяч человек, для которых «смерть станет освобождением и снимет с общества и государства тяжкое бремя ответственности за существ, не приносящих никакой пользы». Затем было предписано перейти к уничтожению 20–30 тыс. человек, «чье существование лишено всякого смысла (даже если они хотят жить)». Подобные меры объяснялись особыми обстоятельствами и необходимостью консолидации усилий накануне войны.
Гитлер пришел к осознанию необходимости эвтаназии не позже 1935 года. В 1939 году уже была разработана технология операции и создана нужная инфраструктура. Первыми жертвами стали дети, от которых избавлялись уколом морфина, скополамина или люминала. Но по-настоящему масштабное применение эвтаназии началось сразу перед войной. Мы уже говорили о решениях, принятых в Сопоте; сразу после этого душевнобольные пациенты из Восточной Пруссии и Померании были уничтожены: отряды СС и полиции пускали им пулю в затылок. С января 1940 года массовые убийства осуществлялись с помощью газа (моноксида углерода). Все это считалось нормой военного времени; в качестве оправдания привлекалась статистика Первой мировой войны.