Гладиатор по крови
Шрифт:
— У меня нет времени на споры с тобой. Найди мне человека, который может немедленно вывести эту лодку в море. Если я не сумею как можно скорее попасть в Александрию, то рабы захватят весь остров. Ты этого хочешь?
— Мы здесь сами по себе, — настаивал старшина, — зачем им связываться с нами?
— Потому что они не будут знать покоя, пока не захватят весь Крит. Не считаясь с тем, сколько человек погибнет при этом. Если ты уведешь своих людей в Гортину, я гарантирую тебе покровительство.
— Покровительство? — Улыбнувшись, старшина отошел на шаг от Катона. Блеснул полированный металл,
Катон торопливо огляделся. Перед ним стояли восемь человек, однако половину их составляли люди немолодые и хилые. Подходили и новые местные жители. Некоторые держали в руках дубинки, другой явился с зазубренным рыболовным гарпуном.
— Уберите свои ножи, — приказал Катон. — И не дури. Мои люди и я — профессиональные солдаты. Если хочешь драться, учти, что, несмотря на ваше превосходство в числе, мы перебьем вас, не потеряв ни одного человека.
Старшина задумался на мгновение, а потом сплюнул в сторону.
— Это ты загнул, римлянин.
Катон откинул назад плащ и положил руку на рукоять меча.
— Хочешь проверить?
За спиной Катона люди его с металлическим лязгом обнажили мечи. Остававшийся позади них пастух попятился, повернулся и бросился бежать из деревни. Звуки его шагов растворялись вдали. Обе группы людей молча мерили друг друга взглядами, дожидаясь, пока противник сделает первый ход. Наконец рыбацкий старшина неспешно улыбнулся.
— Ну, хорошо. Незачем устраивать здесь бойню. Пусть это дело будет между нами с тобой, римлянин. Я предлагаю тебе поединок. Если ты победишь, бери лодку с моими лучшими людьми. Если верх достанется мне, твои люди уходят из деревни и ищут лодку где-нибудь еще.
Катон немедленно прикинул шансы. Невзирая на мощное сложение, рыбацкий старшина наверняка не был опытным бойцом и потрошил рыбу много чаще, чем дрался. Риск с его стороны был, однако общая схватка между обеими сторонами стоила бы куда больше жизней. Он кивнул.
— Ладно, договорились. Мечи или кинжалы?
— Я предпочитаю этот клинок, — ухмыльнулся рыбак. — Он хорошо послужил мне в прошлом.
— И то хорошо. — Катон потянулся, разгоняя кровь в онемевших ногах. Расстегнув плащ, он стащил через голову перевязь с мечом и передал ее ближайшему из своих людей. — Вот что, возьмешь вот это, — наклонившись к солдату поближе, он понизил голос. — Если со мной что-либо случится, письмо правителя у меня вот здесь. — Катон погладил кожаную трубку под туникой. — Хватай одного из этих людей и тащи в лодку. Это письмо должно попасть в Александрию любой ценой. Понятно?
— Да, господин.
Катон повернулся к предводителю рыбаков. Выставив вперед кинжал, он с осторожностью направился к рыбаку и остановился на безопасном расстоянии.
— Итак, мы оговорили условия. Если ты проигрываешь, значит, лодка моя, так?
Рыбак кивнул:
— Так. Парни, не забудьте дать ему то, что он просит — если он победит.
Катон пригнулся, уведя лезвие вбок, как учил его Макрон в первые дни пребывания во Втором легионе. Рыбак сделал то же самое, в то время как его сотоварищи образовали свободную дугу за его спиной. Когда противник его оказался ближе, Катон впервые заметил шрам на его лбу — выжженное примитивное изображение солнца. И в миг жуткого откровения понял, что имеет дело совсем не с рыбаком. На дальнейшие размышления времени не осталось, потому что противник бросился вперед, целясь в державшую нож руку. Катон резким движением отвел ее назад, чуть повернулся направо, чтобы сохранить равновесие, и в свою очередь сделал выпад. Тот с ухмылкой отпрыгнул назад.
— Хорошая реакция, трибун, — пробормотал он на латыни, заставив Катона похолодеть.
Молниеносным движением противник атаковал его снова. Катон шевельнулся, чтобы парировать выпад, но быстрый, как молния, клинок рыбака изменил направление движения и ударил вперед и вверх, метя в горло Катона. Молодой человек уклонился поворотом головы, и самое острие клинка рассекло воздух и царапнуло его ухо.
Небольшой порез жег, и теплая струйка потекла вниз по шее Катона. Крутанув головой, он пригнулся, готовый атаковать и защищаться, и спокойным тоном проговорил:
— Служил, значит?
Рыбак улыбнулся.
— Бывало такое.
— Легионер, если судить по клейму Митры…
Рыбак промолчал.
— Значит, дезертир.
— Какая тебе разница? — рыбак улыбнулся. — И не думай, что сумеешь заговорить мне зубы. Первая кровь моя, трибун. Ну, как, нравится, богатейчик? Я собираюсь постепенно обстругать тебя, как палку.
Катон внимательно наблюдал за ним; мысли его неслись, сменяя друг друга. Перед ним был солдат; обученный профессионал. Все указывало на то, что во владении ножом он был, по меньшей мере, равен Катону, если не превосходил его. Никакими преимуществами в технике молодой центурион не обладал. Однако были основания и для надежды.
Противник явно принимал его за отпрыска аристократического рода, считая мягким и неопытным.
— Попробуй, подонок, — надменно усмехнулся Катон.
Он немедленно рванулся вперед, отчаянно размахивая клинком, держа его на расстоянии вытянутой руки, старясь, чтобы тело оставалось вне досягаемости ножа его противника. Рыбак непринужденно уходил от его атак или отражал их быстрыми движениями клинка, звякавшего, ударяя о лезвие римлянина. Катон, тяжело дыша, отступил, кровь продолжала сочиться из его уха.
— Ты нежен, как младенец, трибун, — фыркнул его противник. — Как и все вы, аристократишки… маменькины сыночки, решившие поиграть в войну. Так что порадуюсь нашей встрече.
Он наступал, нанося удар за ударом, со смехом встречая отчаянные старания отступавшего Катона парировать каждый удар. И тут молодой человек споткнулся и с криком упал на спину. Рыбак немедленно рванулся вперед, приготовив нож к тому, чтобы нанести удар в грудь Катона. Молодой человек повернулся на бок и резким движением подсек ногу противника чуть ниже колена. Собственное движение и потеря опорной ноги заставили рыбака потерять равновесие, и он тяжело рухнул на землю лицом вниз. Катон немедленно вскочил ему на спину, вцепился в волосы и легким движением провел лезвием по горлу противника, порезав кожу. Склонившись вперед, он прошептал рыбаку на ухо: