Главная тайна ГРУ

Максимов Анатолий Борисович

Как уже говорилось ранее, Пеньковский пренебрегал безопасностью при добывании материалов. Об этом высказывались и Питер Райт, и Филипп Найтли, и даже автор «Записок из тайника» Джибни. Лондонская газета «Таймс» от 13 мая 1963 года в редакционной статье отмечала: «Хотя судебный процесс и происходил с соблюдением законности… тем не менее создается впечатление, что все это дело чрезвычайно раздуто. Очевидная неуклюжесть Пеньковского вступить в контакт с американской разведкой и небрежный характер его последующих отношений с Винном могли бы подтвердить предположение, что он, возможно, с самого начала находился под контролем русских».

С июля 1962

года, после перевода контактов с Пеньковским в Союз, он как агент своим поведением содействовал документированию работы западных спецслужб. Именно собранные в это время доказательства фигурировали на суде.

Капкан, расставленный госбезопасностью в отношении СИС и ЦРУ, захлопнулся якобы 22 октября. Но ведь Пеньковский уже в августе был вне поля зрения его западных «хозяев»?! И потому финал был оглушительно громким: из Москвы вылетело два десятка англичан и американцев, чья работа с Пеньковским стала достоянием наших спецслужб.

Столь же «честно», как с Западом, Пеньковский сотрудничал и с органами дознания на следствии по собственному делу. Он помог взять западных связников с поличными, дав в руки органов госбезопасности серьезные улики в их шпионской деятельности против Советского Союза. В то же время разоблачение, арест, суд и суровый приговор агенту Алексу резко повышал значимость переданной им на Запад информации, которая содержала целенаправленные дезинформационные сведения.

Подведя итог информационной(в пользу Союза), дезинформационной(против правительств Запада) и дискредитационной(против западных спецслужб) работы, можно сделать общий вывод: «дело Пеньковского» работало на советскую сторону.

Эффективность оперативной работы Пеньковского с Западом, этапы и способы его «активной жизни» в качестве агента весьма сомнительны.

Его появление в поле зрения западных спецслужб подозрительно хотя бы потому, что в такой ситуации первостепенное правилогласит: это опасно — инициатива контакта исходила от Пеньковского. И делал он шаги к установлению контактов настойчиво и многократно — Турция (1956), Москва (1960, 1961).

Правило второе:«бойся данайцев, дары приносящих» — обширные разведвозможности по важности стратегического характера и по источникам информации.

Правило третье:обилие устной информации (17 бесед от двух до четырех часов) трудно поддающейся проверке, ведет к сковыванию сил противника, требуя изучения якобы полезной информации («информационный шум» — выигрыш во времени).

Правило четвертое:навязчивость в ряде моментов по мотивам сотрудничества с Западом: об отце — белом офицере, многократные вопросы о миниядерных зарядах (важное задание советской стороны стратегического значения в условиях американской концепции превентивного атомного удара по СССР).

И наконец, правило пятое— самое спорное: агент, пренебрегающий безопасностью в работе со спецслужбой, обречен на поражение. Но провал в делах спецслужбы грозит весьма неприятными последствиями — государственными, политическими, внутриведомственными. Подчас непредсказуемого порядка — от разборок на парламентском уровне до конфликтов международного характера. Фактически в «деле Пеньковского» все эти правила предвидеть Западу было не столь уж сложно.

Скрупулезный

анализ работы Пеньковского со спецслужбами в оперативном плане, а также в психологическом и информационном показывает, что при оценке его «честности» в контактах с Западом возникает значительно больше вопросов (сомнений и подозрений), чем положительных сторон в интересах того же Запада.

И последнее. В Карибском кризисе выиграл здравый смысл — военной конфронтации между Востоком и Западом удалось избежать. Каждая из сторон считает это собственной заслугой. Для спецслужб Великобритании и США это «дело Пеньковского» стало опорой в информационной войне с Советами. Но было ли это так? Или советская сторона навязала свои условия? Рассмотрим следующие факты:

— Пеньковский сообщил, что из-за Кубы Хрущев воевать не будет. Такое же желание было и у американской стороны, которые сведения ценного агента перепроверили через другие возможности и официальные контакты по линии спецслужб и дипломатов;

— Ракеты Хрущев с Кубы уберет при условии вывода американских ракет с Ближнего Востока. Сам факт появления такой альтернативы, подсказанной Пеньковским, рассматривался американской стороной «как свет в окошке» и подталкивал их к конкретным переговорам с Советами. Но главное — это и случилось: ракеты были выведены, в частности, из Турции;

— Отставание от Запада в развертывании системы МБР настойчиво подчеркивали Пеньковский и «его» материалы специзданий Минобороны, которые, в конечном счете, оказались советской дезой. Американские спутники-шпионы подтвердили сообщение агента. На этом фоне заявление Хрущева о ракетно-ядерной мощи СССР выглядели дезинформацией в адрес Запада. Именно настойчивое желание публично внушить Соединенным Штатам наличие ядерной силы в контрасте с неофициальными данными агента Алекса и техническими средствами разведки создавало у Запада устойчивое мнение: Хрущев блефует. Правда, теперь известно, что блефовал он для прикрытия истинных намерений советской стороны в вопросе создания реального «ракетно-ядерного щита», причем расчет был на снижение темпов роста такой силы в США.

В ретроспективе: задумка госбезопасности (КГБ) и Минобороны (ГРУ) по стратегической дезинформации, реализация которой была начата в конце 50-х годов, была завершена полностью. Таким образом и защита Кубы и создание «ядерного щита» стали результатом акции «большого блефа» Хрущева и «великой ракетной дезы».

Почему такая уверенность? Разрешение Кубинского кризиса сыграло значительную роль в установлении стабильных отношений между Востоком и Западом. И США после этого кризиса были вынуждены считаться с СССР как с великой ядерной державой.

По следам «Феномена»

Итак, кажется, удалось в определенной степени найти доказательства, что Пеньковский мог быть инструментом — одним из средств в масштабной дезинформационной акции советской стороны в отношении Запада. Но нужно было разобраться еще в том, что стало с ним после… И был ли расстрел?

Я снова засел за публикации и книги. Первое, что бросалось в глаза, — это в десятках статей, особенно после 1991 года, — не было в личных показаниях или воспоминаниях свидетельств о факте присутствия при расстреле Пеньковского. Вот о расстреле Берия имеются и не одно, других приговоренных — также, а о казни фигуранта по столь громкому судебному процессу — ни полслова. Нет таких упоминаний и в зарубежных изданиях, хотя бы со слов бывших сотрудников ГРУ, перебежавших на Запад.