Главная улица
Шрифт:
«Пожалуй, я выдержу и это, как выдерживал все в годы учения, когда мне приходилось кое-как перебиваться, и потом, когда я только начинал здесь врачебную практику. Но не знаю, долго ли я еще смогу покорно оставаться чужим в своем же доме!»
Он выпрямился, так как вошла миссис Дэйв Дайер. Она упала в одно из кресел, задыхаясь от жары.
— А вот это мило, Мод! — произнес он. — Где ваш подписной лист? В пользу кого вы ограбите меня на этот раз?
— У меня нет никакого подписного листа, Уил. Я к вам как к врачу.
— Как так?.. А «христианская наука»?
— Нет, я не отказалась.
— Это прямо удар для прочих сестер, что вы обращаетесь к врачу!
— Дело не в этом. Просто вера во мне еще недостаточно крепка. А, кроме того, вы так умеете успокаивать, Уил! Как мужчина, а не как врач. Вы такой сильный, спокойный.
Он сидел на краю стола, без пиджака, в расстегнутой жилетке, с золотой цепочкой, тянувшейся по рубашке. Согнутые в локтях, сильные руки были засунуты в карманы. Он с интересом прищурился и слушал ее мурлыканье. Мод Дайер была неврастенична и крайне религиозна. Она уже порядочно поблекла. Фигура у нее была нескладная: роскошные бедра, красивые руки, но толстые ноги и тело, округленное не там, где надо. Однако у нее была великолепная молочно-белая кожа, глаза, полные жизни, блестящие каштановые волосы и прекрасная линия шеи.
Свой шаблонный вопрос: «Что же у вас неладно, Мод?» — он произнес с необычайным участием.
— У меня постоянно сильные боли в спине. Я боюсь, не вернулось ли то заболевание, от которого вы меня когда-то лечили.
— Есть какие-нибудь определенные признаки?
— Н-нет… но лучше бы вы меня осмотрели.
— Ерунда! Не вижу в этом надобности, Мод. Откровенно говоря — мы ведь старые друзья, — я считаю, что ваше недомогание в значительной степени воображаемое. Право, я не советую вам подвергать себя исследованию.
Она покраснела и стала смотреть в окно. Он почувствовал, что не вполне владеет своим голосом.
— Уил, — быстро повернулась она к нему, — вы всегда говорите, что у меня воображаемые болезни. Почему вы не хотите отнестись ко мне серьезно? Я читала статью об этих новых невропатологах, там говорится, что многие «воображаемые» болезни — да, да, а также и настоящие! — это так называемые психозы и против них женщинам предписывают перемену образа жизни для того, чтобы они, поднявшись на высший уровень…
— Стоп! Стоп! Погодите! Не валите в одну кучу «христианскую науку» и психологию. Это две совершенно разные выдумки. Вы бы еще примешали сюда социализм! И вы туда же, словно Кэрри, с этими вашими психозами! Ей-богу, Мод, я мог бы болтать о неврозах и психозах, о торможениях и комплексах не хуже любого мошенника-специалиста, если бы мне за это платили, если бы я жил в большом городе и если бы у меня хватало нахальства брать с пациентов столько, сколько берут эти ловкачи. Если бы специалист-невропатолог ограбил вас на сто долларов за совет и велел бы вам уехать от воркотни Дэйва в Нью-Йорк, вы послушались бы, чтобы не пропали даром ваши сто долларов! Но меня вы знаете, я ваш сосед, вы видите меня, когда я подстригаю свой газон, и
По существу же вы правы! У вас совершенно ясно выраженный случай подавления половых инстинктов. Они и буйствуют в вас. Вам нужно уехать от Дэйва, попутешествовать, да, и ходить побольше на всякие дурацкие собрания «новой мысли», и «бахай», и «свами», и какую еще галиматью вы найдете. Я знаю это не хуже вас. Но как я могу дать вам такой совет? Дэйв примчится сюда и спустит с меня шкуру! Я согласен быть домашним врачом, пастором, адвокатом, водопроводчиком, кормилицей, но уговаривать Дэйва раскошелиться… извините! Слишком тяжелая работа по такой погоде. Так-то вот, поняли, моя милая?.. Пожалуй, к дождю эта жара…
— Что вы, Уил, ведь он никогда не даст мне денег, если об этом заговорю я сама. Да он никогда и не отпустит меня. Вы знаете Дэйва: он веселый и щедрый в обществе и держится молодцом при проигрышах, но дома так цепляется за каждый цент, что от этого камень и тот взбесится. Мне приходится воевать с ним за каждый доллар.
— Еще бы мне не знать, но это ваше дело, милая, уломать его! Мне он просто не позволил бы вмешиваться.
Кенникот подошел и похлопал ее по плечу. За окном, за пыльной сеткой от мух дремала Главная улица, оттуда глухо доносилось только нетерпеливое потрескивание стоящего автомобиля. Гостья взяла сильную руку доктора и прижала ее к своей щеке.
— Ах, Уил, Дэйв такой мелочный, и суетливый, и маленький — совсем коротыш! А вы такой спокойный. Когда он в гостях начинает паясничать, я вижу, как вы стоите и смотрите на него — ну прямо как волкодав на моську!
Кенникот попытался вернуть себе профессиональное достоинство и сказал:
— Дэйв — неплохой малый.
Она медленно отпустила его руку.
— Уил, загляните к нам сегодня вечером и пожурите меня. Научите меня быть паинькой и умницей. Ах, я так одинока!
— Если я зайду, Дэйв усадит нас за карты. Сегодня у него свободный вечер.
— Нет. Приказчика как раз вызвали в Коринф — у него мать заболела. Дэйв останется в магазине до полуночи. Зайдите, я вас прошу, у нас хорошее пиво на льду, и мы уютно посидим и поболтаем. Ведь в этом не будет ничего плохого, правда?
— Да, да, конечно, ничего плохого. Но все-таки следует ли…
Он мысленно увидел Кэрол, ее хрупкую фигурку словно из агата и слоновой кости; почувствовал, как оскорбила бы ее эта интрижка.
— Ну, как хотите. Но я буду так одинока!
Ее шея, выглядывавшая из просторной, отделанной дешевыми кружевами блузки, казалась совсем юной.
— Вот что, Мод, я загляну на минутку, если мне случится идти в вашу сторону.
— Я буду очень рада, — смиренно отозвалась она. — Мне так хочется доброго слова, Уил! Я знаю, что вы женаты и уже счастливый отец. Конечно, теперь… Мне бы только посидеть рядом с вами в сумерках, помолчать и… забыть Дэйва. Вы придете?