Главный герой. Сборник рассказов
Шрифт:
– Так Сапи же сразу о нас узнают! – засуетились крошки Капа и Коги.
– И кого именно будем отдавать? – В вопросе хитрого Эшри читалось: «Кто сделает этот выбор?»
Могучий Бала молча вздохнул.
– Думаешь, старый Мег, такая жертва насытит Сапи? – прогремел южный гигант Юба.
– Нет, так нельзя, я против! – выпалил юный Орчи из племени Одо. – Надо сражаться! Сапи маленькие и слабые, им не победить нас. Я дам им отпор! Я стану первым нападать, где бы их ни встретил.
– К сожалению, это не вопрос победы, а вопрос сосуществования для достижения высшей цели, – попытался объяснить старый Мег. – Не нами заведен такой порядок, но, в отличие
– Прощайте! – выпалил юный Орчи и ушел, уводя за собой свою семью.
– Боюсь, ты прав, старый Мег, – прогудел могучий Бала, – иначе дела не решить. Но одного раза будет недостаточно. Приносить жертву придется постоянно, пока мы живем с ними в одном мире.
Старый Мег кивнул:
– Ты понял и сам сказал это, Бала. Нам еще предстоит понять, кто же возьмет на себя этот подвиг…
На том они и порешили. Сапи были очень довольны. Им хватало тех, кто принес себя в жертву. Но юный Орчи сдержал слово: стал нападать на Сапи. Ненасытность Сапи, подогреваемая жаждой мести, привела к бойне. Великие племена снова собрались на совет. Гигант Юба рассказал, что крошки Капа и Коги погибли, а их семьи почти полностью истреблены. Пришел и юный Орчи, повинился перед старым Мегом и перед всеми и сказал:
– Я пойду следующим.
С тех пор некоторые из нас, кто острее других чувствует ответственность за жизнь великих племён, уходят, чтобы найти свой берег».
В сумерках тесного прокуренного портового бара с дощатыми столами и закопченой лампой над замызганой стойкой хриплый динамик старенького телевизора с выцветшим экраном вещал последние новости: «Сегодня на северо-западном побережье десятки китов выбросились на берег. Это явление пока не нашло научного объяснения. Ученые продолжают изучать физиологию китов и строят гипотезы, пытаясь объяснить, с какой целью морские млекопитающие совершают массовые самоубийства. Оставайтесь с нами, мы продолжим после рекламы».
Левкас
Кровельщик Артём приехал в городок С. на подворье небольшого монастыря, где уже квартировали иконописцы из Почаева. Познакомились. Поужинали. Художники сели «творить» краски на завтра. Артём на выделенной ему кровати накрылся ватным одеялом и слушал в полудрёме, как они шуршат курантами по стеклянным плиткам, растирая темперу, и рассказывают байки. Про Сурикова, про лавру. И подумалось ему: «Вот и меня жизнь так же трёт по дорогам, по монастырям. Интересно, что я за краска? Киноварь – цвет крови Господа и мучеников? Голубец – цвет Богородицы и мира? Ярь – цвет Святого Духа и преподобных? Нет, куда мне до таких высот. Бывает, работаешь на луковице и думаешь, мол, близко к Богу, а земля-то тянет. Всё же я, пожалуй, левкас. Втёртый, вклеенный в самую доску. Никто меня не видит, а на мне держится вся картина. Да уж, смиренно». Артём улыбнулся, натянул одеяло на голову и, засыпая, вспомнил своего учителя: «Мы высоты не боимся. До пятнадцати метров – ещё не высота, а после – уже не высота».
Коварство
С коварством Сева впервые столкнулся, когда ему было восемь. Коварству стукнуло пять, а имя ему было Мира. Судьба свела их на побережье, где Сева отдыхал с бабушкой и маленьким братиком Вовой, а Мира – с родителями. Бабушка непрестанно корила Севу и всеми силами принуждала его смотреть за братом.
Как-то, увидев пластиковую палочку у Севы во рту, Мира уточнила:
– Это твой Чупа-чупс?
– У бабушки в сумке нашел, – доверительно
– Какого цвета, покажи! – Мира сделала манящее движение пальцем.
Сева, польщённый вниманием, с причмоком извлёк конфету.
– Вот, она так и сказала: «Красный»! Бабушка твоя его ищет! Говорит, купила Вове, а…
– Вове? – испугано выдохнул Сева. – Что же делать?
– Надо его назад в фантик завернуть, – предложила выход Мира, – давай, у меня есть.
– Нет! – Сева решительно оттолкнул протянутую ручонку. – Я помню, куда свой бросил, он в комнате.
– Беги скорей, – приободрила его Мира. – Чупа-чупс оставь, вдруг там бабушка.
Сева отдал ей конфету и бросился в дом… Дурачок!
Плохая латынь
После наркоза Копыль чувствовал себя отсиженной коленкой. В спутанных мыслях толкались тревожные сомнения вперемешку с обрывками ярких фантазий. «Жаль музычка не играет. А что? Американец "Форда" взял, а я, лучше, "Лексус", – Копыль то и дело приподнимал одеяло, поглядывал на бинты и прислушивался к организму. – Мне вдвое больше обещали. Поди, плохо! Ещё и на туда-сюда останется. Копылихе моей понравится. Да ей, вообще, сюрприз будет!»
В палату вошла лечащая – Анна Марковна, разулыбалась:
– Как вы, Пёт Фёдч?
«Ишь, губы накрасила! А зубки-то белые!» – непроизвольно отметил Копыль. – Что-то, Анна Марковна, пальцы немеют. – Он аккуратно ощупывал себя под одеялом. – Не пойму, что там. От наркоза?
Врачиха наклонилась и потрогала шею Копыля под ушами. «Ох ты, под халатом только бельё! – Копыль отвёл глаза и насторожился: тело отозвалось вялым эхом велосипедного звонка, вместо привычного перегуда туго натянутых струн. – Всё, встал на ручник».
Анна Марковна откинула одеяло. Копыль приготовился, как и до операции, с удовольствием ощутить её прикосновения. Но тело пробуксовало. Анна Марковна посмотрела Копылю в глаза:
– Секундочку, Пёт Фёдч, – она открыла папку-планшет. Полистала, похмурилась. – Щас, щас.
Врачиха ушла. Копыль натянул одеяло на нос: «Почему никогда без "щас-щас" не обходится?»
…
Кризис среднего возраста у Копыля затянулся. Сколько Пётр ни вглядывался, никаких зовущих далей впереди больше не видел. Одни пропасти через каждый шаг мерещились. Да и назад глянет – пустыня. У сыновей своя жизнь: один бебиситтером в Европе, второй где-то за полярным кругом грехи замаливает. Любовницы стареют. Талантов никаких не обнаружилось. Копылиху дома не застать – разъезжает с учениками по конкурсам и фестивалям. Она в музыкальном училище баян преподавала. Люто Копыль затосковал. От курева – кашель, от водки – головная боль. Маялся-маялся, да в очередной женин отъезд решил повеситься.
Снял люстру. Подёргал крюк – качается. Достал инструмент, укрепил. Вспомнил пилёж Копылихи – повесил полки на кухне. Заодно обои в коридоре переклеил. Стал верёвку привязывать, у соседа музыка заиграла: «Мне уже многое поздно, мне уже многим не стать…» «Вот, точно!» – воодушевился Копыль, завязывая петлю. «Самое время мечтать», – утверждали за стеной. «Самое время?» – Пётр проверил, хорошо ли скользит петля, удовлетворенно кивнул и включил телевизор. Собачка из Простоквашина предлагала продать что-нибудь ненужное. «Что б такого загнать, чтоб на "Лексус" хватило?» – горько ухмыльнулся Копыль, разворачивая свежий номер «Спид-инфо». «Американский пенсионер, мечтавший купить новый автомобиль, продал…» – прочитал Пётр и закрыл газету: «Так вот же решение!» Нашёл объявление подходящей клиники и позвонил.