Главный приз
Шрифт:
Она подняла глаза и заметила, как Виктор с Катериной переглянулись, а потом молча уставились на нее. И Юлия замолчала, покачивая часы на ладони.
— Ну и что, теперь ты их Гиви вернешь? — наконец спросил Виктор, глядя на нее не то с подозрением, не то с неприязнью.
Юлия, не отвечая, рассеянно скользнула по нему взглядом и обернулась к Катерине:
— Ты говоришь, у Алана такие же были… А куда делись?
— Естественно, потерял. — Катерина возмущенно фыркнула и пожала плечами. — В отеле каком-то забыл.
— Очень жалел?
— Да
— Да… Нет. — Юлия бережно положила часы на стол и с сожалением щелкнула языком. — Придется что-нибудь другое папе подарить. Полторы тысячи долларов! Если их хотя бы за тысячу продать — это нам на столько всего хватит…
Виктор и Катерина опять переглянулись и спросили в один голос:
— Тысяча? На что тысячи хватит?
Ах, как это было сказано! Снисходительно, и недоверчиво, и чуть ли не презрительно… Чужие. Другая порода. Другая орбита.
И еще более снисходительным тоном Юлия ответила:
— На ремонт хватит. Не на евроремонт, а на нормальный, человеческий. Чтобы крыша не протекала и полы не проваливались. Или, например, новые кроватки купить… Хотя бы для младших. А если доктор Олег на мебель деньги из администрации вытрясет, мы на эту тысячу бабе Насте операцию сделаем. Уговорим! Скажем — спонсор деньги дал, специально на операцию и ни на что другое. Тогда согласится, наверное.
Катерина и Виктор молча смотрели на нее, и лица у обоих были напряженные. То-то. А то, видите ли, не знают они, на что тысячи долларов может хватить.
— Что, у вас там все так плохо? — наконец осторожно спросила Катерина.
— У нас там все хорошо, — гордо сказала Юлия. — У нас там все просто прекрасно. А когда я столько всего привезу — будет еще лучше.
Она запустила руки в ворох подарков, сгребла, сколько сумела, подняла и снова бросила на постель, приговаривая:
— Майки мальчикам. Одну косметичку Маше-старшей, остальные — бабам. Духи… не знаю, кому. Маме Нине, вот кому! Пусть духами моль в сундуках поливает…
Катерина засмеялась, хотела что-то сказать, но ее опередил Виктор:
— А себе ты что оставишь? Или тебе ничего не понравилось?
— Мне все понравилось! — Юлия и растерялась, и смутилась, и рассердилась на себя за это смущение. Конечно, нехорошо продавать или передаривать подарки, но ведь если это все достанется детям, и маме Нине, и папе, и бабе Насте, и доктору Олегу, и другим — это все равно что ей. Как бы им объяснить? — Мне все очень понравилось. Конечно, кое-что я оставлю только себе…
Она поймала взгляд Виктора и вдруг поняла, что машинально теребит пальцами ожерелье, которое он ей подарил. Отдернула руку, опустила глаза и быстро перечислила:
— Бинокль никому не отдам. Если только на время, чтобы посмотреть. И конфеты, конечно, домой не довезу, мы их сами съедим. — Подняла глаза, встретила ожидающий взгляд Виктора и смело добавила: — И твою цепочку себе оставлю. Даже поносить никому не дам, правда.
— Спасибо, — хитро улыбнулся Виктор. — Я даже не надеялся. Польщен. Растроган. Смущен до слез.
Голос у него был насмешливый, улыбка — самоуверенная, и бровь надменно задрана, но Юлия вдруг совершенно ясно поняла, что все, что он говорит, — чистая правда. Ай, только бы не покраснеть…
— А мой подарок ты себе оставишь? — Катерина передала Юлии тот самый сверток, который нельзя было разворачивать при народе, и с интересом смотрела, как Юлия развязывает ленточку.
— Конечно, Катюш. — Юлия осторожно сняла обертку, освобождая большую белую коробку с прозрачной крышкой, с любопытством заглянула сквозь эту крышку и вдруг начала торопливо упаковывать подарок опять, испуганно покосившись на Виктора. — Я потом посмотрю, да? Не при народе… Я забыла, что ты меня предупреждала.
— Да ладно тебе! — Катерина выхватила коробку у нее из рук, открыла и вывалила на постель содержимое. — Где тут народ? Какой тут народ? Витька сам, между прочим, помогал мне это выбирать. Правда, он думал, что это для меня.
Юлия ахнула, пытаясь сгрести всю эту кучу золотистого шелка и кружева, прикрыть ее чем-нибудь, спрятать… Катерина подцепила пальцем крошечные кружевные трусики, выдернула их из кучи и высоко подняла, любуясь:
— Правда, прелесть? Оставишь себе, ладно? Тебе пойдет.
— Кать! Прекрати… — Юлия выхватила у нее это бесстыжее безобразие, сунула в коробку и принялась беспорядочно сгребать туда же остальную массу шелка и кружев, пряча глаза и чувствуя себя распоследней деревенской дурой. — Кать, зачем ты сейчас? То есть, я хотела сказать, спасибо, конечно, только я потом посмотрю…
Катерина хмыкнула, переводя взгляд с Юлии на Виктора, и скептически заметила:
— Ну, Юль, ты прямо как из прошлого века… Прямо как классная дама какая-нибудь…
— Почему «как»? — буркнула Юлия, заворачивая так и не закрывшуюся коробку в футболку с иероглифом на спине. — Я и есть классная дама.
— Ладно-ладно, — примирительно буркнула Катерина. — Вить, ты бы шел, а? Может, Юлька мой подарок все-таки примерит.
— И почему это, как только что-нибудь интересное начинается, так сразу «Вить, ты бы шел»? — Виктор тяжело вздохнул, поднялся и потер ладонью стриженую макушку, пристально разглядывая Юлию с непонятным выражением лица. — Ладно, я ушел. Но ты, Катька, мне потом все расскажешь в подробностях. Что как сидит, до каких пор открыто, что где просвечивает и все такое.
Катерина засмеялась, а Юлия почувствовала, как от ярости у нее сердце начинает стучать где-то в горле. Это он так шутит. Это у него юмор такой. В этом приличном обществе так принято, вот и все. Зря она согласилась на этот проклятый круиз. Противно ей в этом приличном обществе.