Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро
Шрифт:
Однако, несмотря на это заявление, арестовывая Моро, Бонапарт чувствовал себя неловко, более того — он нервничал. Свидельством тому — воспоминания Луи-Констана Вери, камердинера Наполеона: «Первый консул послал меня проследить, не обнаруживая себя, как пройдет арест, и сразу же вернуться, доложив ему лично. Я повиновался. Арест прошел спокойно. Кроме жандармов и полицейских я никого не видел. Вернувшись во дворец, я сразу же прошел к Наполеону: он нервно ходил по кабинету из угла в угол. Я рассказал обо всем, что видел. Он ничего не ответил, т.к. уже все знал… я удалился…»
Итак, Моро арестован. Карета в сопровождении жандармов продолжила свой путь в Париж. Был почти полдень, когда она остановилась у ворот знаменитой парижской тюрьмы. Она располагалась в бывшем монастыре ордена тамплиеров, основанном в XII веке неподалеку от современной площади Республики. Старый охранник отворил ворота, карета въехала во двор, где и остановилась. Прибыл начальник тюрьмы, гражданин Фоконье, человек лет 50—55, лицо которого не выражало суровости. Он уважительно приветствовал Моро и попросил его следовать за ним, в канцелярию суда. Там, пока экипаж и эскорт покидали Тампль, происходило оформление арестованного. Служитель записал во внушительного вида регистрационную книгу имя, фамилию и приметы Моро, затем перешли к измерению его роста: 1 м 75 см. Далее, в сопровождении Фоконье и двух охранников, Моро вышел из канцелярии через дверь, ведущую в сад. Он увидел перед собой высокую старинную квадратную башню, каждый угол которой украшала маленькая смотровая башенка. Это была главная башня Тампля — знаменитой тюрьмы, из которой король Людовик XVI был отправлен на гильотину. Она возвышалась в центре прямоугольной ограды, состоящей из рядов лип, которые отделяли сад от дворца. Пройдя эту живую ограду, вошли в башню, поднялись по ступенькам наверх. Открылась тяжелая дверь одиночной камеры и тут же закрылась. Скрипнул ключ в массивном замке, и Моро мгновенно оказался изолированным от всего остального мира. Он осмотрел камеру, затем плюхнулся на единственный стул, стоящий рядом с узкой кроватью, и задумался.
Он думал о своей маленькой супруге, которая ждет его с нетерпением дома, на улице Анжу, рядом с красиво сервированным столом. Какими же будут ее чувства, когда она узнает, что ее муж, которого она так любит и восхищается, заключен в тюрьму? Он думал о своем сыне — трехлетнем мальчике, который ничего не поймет и не будет страдать. Он думал о своих братьях, сестрах и друзьях, своих слугах и крестьянах, оставленных в Гробуа. Он думал о своих сослуживцах — офицерах и солдатах Северной и Рейнской армий. Его арест — разве это не оскорбление их славы?
Принесли еду. Он не стал есть. Медленно текло время. Очень медленно. В пять часов вечера принесли еще поесть. Короткий зимний день подходил к концу. Темная камера приняла очертания могилы. Не раздеваясь, Моро лег на кровать. Он ждал, что скоро его поведут на допрос.
Он задремал.
Около десяти часов вечера два охранника, бряцая ключами и держа в руках фонари, пришли за ним и повели в помещение для допросов. Моро последовал за ними, прошел через ряды молодых деревьев, затем сквозь сад и наконец вошел во дворец. Здесь его ждал Ренье, одетый в длинную сутану, на пурпуре которой отражался свет свечей, освещавших зал. Чувствовался резкий контраст в великолепном одеянии судьи и подсудимого, одетого в простое платье синего цвета. Верховному судье помогал гражданин Локре — секретарь государственного совета. Оба, сидевшие за большим дубовым столом, приветствовали Моро кивком головы. Ренье указал ему на стул в центре зала и в присутствии двух охранников, которые стояли на часах у двери, приступил к допросу.
— Ваша фамилия, имя, возраст, род занятий?
— Моро, Жан-Виктор, 41 год, генерал.
— Известно ли вам, что Жорж Кадудаль находится в Париже?
— Я слышал. Об этом говорят в свете.
— Знаете ли вы, что Кадудаль прибыл в Париж во главе банды разбойников, чтобы ликвидировать главу государства?
— Нет.
— Известно ли вам, что Пишегрю также находится в Париже?
— Нет.
— Были ли у вас контакты с Пишегрю, когда тот находился в Лондоне?
— Нет.
— Были ли вы связаны с Пишегрю раньше, с которым затем поссорились?
— Я был связан с ним в то время, когда служил под его командованием в Северной армии.
— Просили ли вы кого-либо вести переговоры относительно вашего примирения с Пишегрю?
— Нет.
— Известен ли вам генерал Лажоле?
— Он служил под моим командованием.
— Часто ли вы виделись с ним в течение XI и XII года?
— Он был у меня два или три раза.
— Знали ли вы о том, что Лажоле недавно был в Лондоне?
— Нет.
— Не говорил ли вам Лажоле о некоем поручении, возложенном на него?
— Нет. Он только попросил, чтобы я дал ему рекомендации о восстановлении на службе в армии.
— Вы никогда не просили аббата Давида о каком-либо поручении к Пишегрю?
— Нет.
На этом допрос закончился. Оказавшись снова в камере, Моро был доволен собой. Он не произнес ни единого слова, за которое следствие могло бы зацепиться. Но это был он, Моро. Другие, казалось, уже многое рассказали и, возможно, еще расскажут.
Другие — это Лажоле и доверенное лицо Пишегрю — некий Роллан, арестованные в один день с Моро и допрошенные Реалем. Именно их заявления послужили доказательной базой последующего обвинения. По словам Лажоле, генералы Моро и Пишегрю трижды встречались с тех пор, как последний скрывался в Париже. Первый контакт у них состоялся 29 января 1804 года на бульваре Мадлен ровно в девять вечера. Вторая и третья встречи проходили в доме Моро на улице Анжу.
Перед нами официальные протоколы допросов, касающиеся этих трех встреч, в том виде, в котором Лажоле изложил их советнику Реалю.
Первый контакт:
— Сразу после прибытия Пишегрю в Париж я должен был предупредить Моро. Вот почему я пришел в дом генерала Моро утром, чтобы узнать место их встречи, которое он должен был назначить. Он сказал мне, что встреча состоится на бульваре Мадлен на участке между улицей Комартэн и церковью Святой Магдалины ровно в девять часов вечера. Он также сообщил мне, что будет одет в синее платье с круглой шляпой на голове и что в качестве условного знака он несколько раз постучит тростью по мостовой.
Пишегрю мне сказал, что он будет находиться в фиакре на следующей улице, которая окаймляет бульвар.
За секунду до встречи с Моро некий человек, который меня узнал, сказал мне: «Генерал Пишегрю приехал и он там — в фиакре». В этот момент я увидел Моро, которому сказал: «Генерал Пишегрю прибыл». Тогда Моро указал мне на аллею, расположенную рядом с улицей Капуцинов, на которую падал слабый лунный свет, попросив меня провести Пишегрю по ней. Тогда я подошел к дверце фиакра. Пишегрю сидел как раз рядом с ней. Мне показалось, что он был не один. Он открыл дверцу, вышел из экипажа и последовал за мной по другой стороне бульвара, где я их свел вместе, а сам ушел, не зная, пошли ли за ним те люди, которые могли находиться с ним в экипаже.