Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро
Шрифт:
В 10.15 гражданин Эмар приказывает ввести обвиняемых. Сорок семь человек медленно входят в зал, каждый в сопровождении двух жандармов. Моро идет первым: он одет в гражданское платье и выглядит очень спокойно. Вместе с сопровождающими его охранниками садится на крайнюю левую скамью в первом ряду.
Как только все скамьи оказываются занятыми, Эмар быстро приступает к формальной процедуре установления личности каждого из обвиняемых.
— Ваше имя, фамилия, возраст, род занятий и т.д.
Затем секретарь суда гражданин Фремен зачитывает обвинительный акт. Чтение этого документа занимает очень много времени. Оно продолжается до часа дня и затем возобновляется после обеденного перерыва и длится до половины шестого вечера.
Все это время публика могла внимательно рассмотреть обвиняемых. Так, два брата Полиньяк и Шарль д'Озье весело смотрели по сторонам и жестами или кивком головы приветствовали друзей, знакомых и тех, кого узнавали в толпе. Молодой лотарингец Костер де Сен-Виктор, офицер армии принца Конде и подручный Жоржа Кадудаля, смело разглядывал через лорнет молодых дам, занимавших кресла для важных персон. Маркиз де Ривьер что-то писал карандашом на листке бумаги. Позднее узнали, что это был мадригал (небольшое музыкально-поэтическое произведение любовного содержания), посвященный одной из присутствовавших дам, а именно — грациозной герцогине де Ля Форс.
Время от времени Моро улыбался своей супруге, теще и друзьям. Коротко подстриженный Жорж Кадудаль читал, слушал, размышлял, то поднимая, то опуская свою большую голову. Большинство взглядов было сосредоточено на нем. Люди рассчитывали увидеть грубого злодея, а открывали для себя человека с гордыми и благородными чертами лица.
По окончании чтения обвинительного акта председатель приказал увести заключенных обратно в тюрьму Консьержери.
На следующий день ровно в 9 часов утра началось второе судебное заседание. Председатель Эмар монотонно, один за другим задавал вопросы Жоржу Кадудалю, Бувэ де Лозье, бывшему майору Русийону (другу Пишегрю), Этьену Рошелю и братьям Полиньяк.
Много свидетелей выступало против Кадудаля, особенно полицейские. Он им не противоречил. Жорж отвечал как бы наугад то «да», то «нет», не задумываясь, какой вопрос был задан. Если же он решался что-либо ответить, то его короткие фразы были полны иронии. Он делал вид, что ничего не знает. Когда его спросили, где он проживал в Париже, Жорж решительно ответил — «нигде». Вместе с тем, несмотря на демонстрацию своего полного безразличия к происходящему, он был особенно внимательным к вопросам, которые могли хоть как-то скомпрометировать его товарищей-шуанов. Этого он старался избегать.
Вот короткая выдержка из протокола допроса:
Председатель: Обвиняемый Бувэ, на допросе у верховного судьи вы заявили, что Моро обещал присоединиться к делу реставрации Бурбонов. Как вы об этом узнали?
Бувэ де Лозье: Я слышал, как об этом говорил Жорж Кадудаль.
Кадудаль: Гражданин Бувэ, вероятно, ошибается.
Председатель: Кто же вам сказал, гражданин Бувэ, что Лажоле был послан в Лондон генералом Моро для встречи с принцами королевской крови?
Бувэ де Лозье: Гражданин Кадудаль.
Кадудаль: Гражданин Бувэ серьезно заблуждается.
Утром 30 мая 1804 года состоялось третье судебное заседание. На этот раз на скамье подсудимых находились Шарль д'Озье, маркиз де Ривьер, Луи Дюкор, Луи Леридан (слуга Ка-дудаля), Луи Пико, Виктор Кушери, Роллан и Лажоле.
Заявление Луи Пико произвело настоящий фурор в зале, когда тот сказал, что признательные показания были выбиты из него под пыткой и что теперь он от них отказывается.
Пико: Когда меня арестовали и привели в префектуру полиции, они начали с того, что предложили мне 1500 луидоров, если я выдам место, где скрывается мой хозяин. Я ответил, что не знаю. Тогда гражданин Бертран послал офицера охраны за тисками и отверткой, чтобы сломать мне пальцы. Он связал меня и начал сжимать пальцы в тисках со всей силой. Мне стало ужасно больно, и я заговорил.
Председатель: Вы заявили, что английское правительство снабжало вас деньгами, и что Жорж Кадудаль был главарем заговора, и все финансовые средства были сосредоточены в его руках.
Пико: Нет.
Председатель: Вы сказали, что хотели умереть за веру и короля. Так ли это?
Пико: Полагаю, я мог так сказать. Ведь это был мой долг.
В ходе данного слушания Моро мог отвечать либо возражать. Вот характерный пример:
Председатель: Обвиняемый Моро, в соответствии с показаниями Роллана, вы не желали действовать ради дела Бурбонов, но хотели действовать ради себя самого — ради собственных целей?
Моро: Мой ответ таков: если бы я хотел действовать ради себя, то где же мои сообщники, где те, кого я прельстил или подкупил? Их нет!
И еще во время допроса Лажоле:
Председатель: Гражданин Лажоле, вы показали, что летом прошлого года генерал Моро высказал вам свое пожелание встретиться с Пишегрю?
Лажоле: Это не совсем так. Дословно я не сказал «встретиться». Я родом из Эльзаса и мой родной язык немецкий. Поэтому я мог ошибиться в терминологии.
Председатель: Обвиняемый Моро, хотите ли что-либо возразить по этому поводу?
Моро: Да, хочу. И это очень важно. Гражданин Лажоле был в Париже в июне, а уехал в Англию в декабре. Если бы я его попросил об организации такой встречи и если бы речь шла о таком важном деле, как заговор, то вряд ли он стал ждать с июня по декабрь для того, чтобы съездить в Англию.
И наконец:
Председатель: Обвиняемый Моро, объясните суду, каким образом, зная, что Пишегрю был объявлен предателем в V году, вы тем не менее согласились его принять?
Моро: С самого начала революции люди, которые были предателями в 1789 году, не были ими в 1793-м, и те, кто были предателями в 1793-м, перестали ими быть в 1795-м. То же самое и с теми, кто ими был в 1795-м, перестали ими быть позднее. Равно как и те, кто был когда-то республиканцами, не являются таковыми сейчас.
Эта последняя реплика Моро была явно в пику Бонапарту. Даже здесь, на судебном процессе, его язык оставался его врагом.
Председатель: Обвиняемый Моро, вы не согласны с тем, что Роллан сказал вам по поводу ответа, который вы ему дали?
Моро: Это высказывание Роллана в том виде, в котором он его сделал, смехотворно. Только сумашедший мог подумать, что я способен опереться на самых преданных людей дома Бурбонов, чтобы самому стать диктатором.
Председатель: Вопрос не в том, смешно ли это или нет, а в том, что вы сказали Роллану?