Главред: назад в СССР 3
Шрифт:
В старинном Любгороде тоже жили «тверин кариелазет», многие еще всего несколько десятков лет назад владели родным языком. А потом окончательно обрусели, вспомнив o своих корнях только в девяностые годы. Да что там говорить — моя старшая сестра Тайка вышла замуж за тверского карела, так что в прошлой жизни у меня были такие родственники. А господин Сало, он же пока товарищ, был тем, кто активно продвигал национальную культуру. Причем на стыке веков начал делать это довольно агрессивно, хотя человек он был в целом неплохой. И я даже читал интервью c ним —
— А вы интересный человек, Евгений Семенович, — прищурился Сало. — Не знал, что вы говорите на карельском. Приятно.
— Так, всего пару слов, — я скромно улыбнулся, потом обратился сразу ко всем. — Уважаемые, предлагаю пройти в нашу дискуссионную комнату, дождаться остальных и послушать уже наших докладчиков.
— Погодите! — раздался знакомый голос, и от входной двери повеяло морозным сквозняком.
В нашу сторону быстрым шагом двигались Котиков и Леутин, a вслед за ними — надменно улыбающийся Жеребкин. Что ж, почти все в сборе, чернобыльца Садыкова только нет. И тут же, едва я успел об этом подумать, тот появился в проеме двери.
— Евгений Семенович! — радостно воскликнул Павел, пожал мне руку и крепко обнял.
Выглядел он довольно бледно, но в целом гораздо лучше, чем когда я встретил его в первый раз. Значит, не показалось по телефону, и я в самом деле все затеял не зря. Приятно, черт подери, когда видишь результаты своей работы!
— Давайте уже начнем, товарищ Кашеваров, — поджав губы и специально заложив руки за спину, чтобы ни c кем не здороваться, предложил секретарь комсомола. — Это c ними нужно дискутировать?
Жеребкин лениво кивнул в сторону Котенка и компании, чем заслужил их неприязненные взгляды. Более того, краеведы Якименко и Сало тоже смотрели на главного районного комсомольца c опаской.
— Хочу вам напомнить, товарищ Жеребкин, что руководителями клуба являемся мы c товарищем Котенком, — подчеркнуто дружелюбно, но одновременно тоном, не терпящим возражений, заявил я. — Так что, если вы устали c дороги и хотите присесть, можете пройти в помещение клуба.
— Клуба, — презрительно фыркнул Жеребкин, но спорить не стал. Просто встал чуть поодаль.
Рядом c нами росла кучка любопытных — в ДК в это время как раз занимались вечерние кружки, и народу было много. При этом люди старательно делали вид, будто мы их на самом деле не интересуем. Девушки в костюмах Зорро крутились у зеркала, время от времени бросая на нас любопытные взгляды, скучающие родители детей-кружковцев заняли соседние скамеечки, хотя подальше была куча свободных мест. Я понял, что теперь точно пора перемещаться.
— Константин Филиппович, дорогой мой! — режиссер Владимирский, судя по всему, пошел встречать своих молодых актрис и увидел нас. — Что за мероприятие? Ба, Евгений Семенович! Смотрю, знакомые все лица!
— Добрый вечер, Филипп Артемович, — я улыбнулся, приветствуя режиссера. — А вы же, кажется, по четвергам не репетируете?
— Так у нас новый спектакль готовится, — развел руками Владимирский. — «Звезда и смерть
— На ваши спектакли, Филипп Артемович, c большим удовольствием, — искренне сказал я. — Рад видеть. А сейчас, к сожалению, нам уже пора.
— Константин Филиппович рассказывал, — режиссер загадочно подмигнул мне. — Надеюсь, и для меня потом найдется местечко. Так, девочки, время! Время! Начинаем прогон! Люся, Ната, Земфира! За мной!
Владимирский скрылся, уводя c собой хихикающих актрис, a я мысленно улыбнулся. О дискуссионном клубе начали говорить. Пусть пока только в масштабах ДК, но это очень скоро изменится.
Небольшое помещение клуба очень быстро заполнилось, и на этот раз ни у кого не вышло отгородиться от остальных. Просто свободных стульев не нашлось. Зато между сидящими была четко видна граница: по одну сторону стола разместились городские оппозиционеры, a по другую — лоялисты, как я решил называть это крыло про себя.
— Товарищи, попрошу тишины, — объявил я громко и уверенно, и все посторонние разговоры тут же прекратились. Лишь хмыкнул Жеребкин. — Начинаем первое заседание дискуссионного клуба «Вече». Для начала — правила. Советую слушать c максимальным вниманием и тех, кто впервые здесь, и тем, кто уже знаком. Лишним не будет.
Я повторил все то, что мы обсуждали два дня назад, представил Котенка как своего сопредседателя и обозначил темы выступлений co спикерами. Что приятно, все трое — Варсонофий, Сеславинский и Кандибобер — не соскочили, даже держали в руках исписанные листы бумаги. По всей видимости, конспекты докладов.
— Теперь пара слов отдельно для гостей мероприятия, — я окинул взглядом новоприбывших вроде краеведов. — Запомните, пожалуйста, что вы пока только слушатели. Порядок выступлений и дискуссий уже определен, но у вас будет возможность задать вопросы выступающим в определенное регламентом время. Все просто. А сейчас…
Едва я хотел назвать имя первого выступающего, как раздался резкий стеклянный звон, и в комнату, неся за собой крепкий морозный воздух c улицы, влетел увесистый темный булыжник.
[1]«Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» — рок-опера Алексея Рыбникова и Павла Грушко. Одна из первых в СССР постановок подобного жанра (премьера состоялась в 1976 году в театре «Ленком»).
Глава 15
Камень пролетел в опасной близости от старушки Кандибобер, она резко отклонилась, нечаянно при этом толкнув краеведа Якименко. Неизвестно кем запущенный снаряд ударился в стол, проехался по нему и рухнул на пол.
Кто-то выругался и тут же интеллигентно извинился, добродушный дядька Сеславинский схватился за голову, глядя на мокро поблескивающий булыжник. А я, помедлив пару секунд, бросился к окну в тщетной надежде увидеть неизвестного метателя, пусть даже убегающего. Увы, занятая нами комната располагалась в одном из крыльев ДК, граничащих c глухими зарослями во дворе соседней пятиэтажки.