Главред: назад в СССР
Шрифт:
— Спасибо, я был бы очень признателен, — улыбнулся таксист и, не отрывая взгляда от дороги, протянул огромную, как лопата, ладонь для рукопожатия. — Меня Петр зовут.
— Евгений Семенович.
— А вы сами, извините, чем занимаетесь? Статьи пишете?
— И это тоже, — кивнул я. — Вот как раз еду к одному из героев очередного репортажа. Кстати, про вас тоже могли бы написать. О работе таксистов.
— Да какая тут работа, — водитель махнул рукой. — Крутишь весь день баранку.
— Ну, не скажите, — я покачал головой. — Все профессии нужны и все профессии важны.
— Тогда буду рад помочь, — Петр из человека-памятника превратился в обычного улыбчивого парня. Просто
— Вы тогда мне свой телефон оставьте, — попросил я. — Кстати, в пятницу у моего знакомого что-то вроде соревнований будет. Приходите тоже, заодно все обсудим. Я потом позвоню вам насчет статьи и объясню, что да как по поводу зала.
Я усмехнулся про себя. Что в будущем, что здесь, в СССР, журналистская жилка находит, куда пробиться. Ведь так чаще всего и бывает, что идея статьи приходит в совершенно неожиданном месте и в непредсказуемый час. Так в своей прошлой жизни я, например, взял интервью у врача в сельской амбулатории, куда привез родственника. Потом подготовил большой материал о реконструкторском увлечении своего хорошего приятеля Вани Кленова. Познакомился с девушкой, играющей в любительском театре-студии, поговорил с режиссером и написал статью о нем и о его постановках. Оказался очень крутой мужик, который окончил ГИТИС, поработал в Москве и Твери, а на пенсии вернулся в родной Любгород и не смог бесцельно сидеть на пенсии. Так и здесь — на ликвидатора Павла Садыкова я вышел случайно, когда разговорился с рабочими кровельного цеха. А статья про такси… Собственно, тут уже все понятно.
— Вот мы и подъехали, Евгений Семенович, — тем временем сообщил Петр.
[1]Х/ф «Бриллиантовая рука» (1968 год), режиссер Леонид Гайдай.
P. s. Надеемся, вам понравилось! Близимся к финалу)
Глава 38.
Дом, где жил герой моей будущей статьи, был самой обычной «хрущевкой». Панельная пятиэтажка в окружении еще нескольких таких же. Но что удивительно, на другой стороне переулка Павлентьева располагались уже кирпичные четырехэтажки. Это я помнил еще по своей прошлой жизни.
Я безошибочно выбрал второй подъезд, потому что в точно таком же доме жил мой друг детства Васька Строев, а потом я в универе встречался с девушкой из панельки этого же типа. Так что планировку я знал как собственные пять пальцев на любой из рук. А никаких бронированных дверей с кодами и домофонами еще не было.
Поднялся на третий этаж, повернул налево — из трех квартир на этаже двадцать девятая располагалась именно с этой стороны. Нажал на кнопку звонка, услышав резкий тревожный звук. Мне тут же открыл сам Павлик — парень лет тридцати, невообразимо бледный даже для нашей средней полосы.
Я снова представился, мы обменялись рукопожатиями и парой дежурных фраз. Ладонь у Павлика оказалась вялой, хотя в целом он выглядел вполне крепким. Это меня насторожило, однако я не стал акцентировать свое внимание. Мне предложили тапочки, от которых в сторону рванул серый кот, а потом мы прошли на крохотную кухоньку, где хлопотала миловидная девушка в цветастом халате и однотонном голубом переднике.
— Оксана, — с улыбкой представилась она, приподнимая крышку со шкворчащей сковороды.
Пахнуло картошкой с грибами, и я потянул носом воздух. Павел тем временем предложил мне стул и спросил:
— Не откажетесь с нами поужинать?
— С большим удовольствием, — улыбнулся я.
Помня о том, что Кашеварову нужно худеть, я попросил положить мне совсем немного, и Оксана даже поначалу расстроилась. Но я честно объяснил ей, что борюсь с лишним весом,
История этого парня была с его точки зрения простой, а с моей — захватывающей. Он работал здесь, в Андроповске, в автобусном парке, водил пассажирский ЛАЗ. В армии получил категорию C, поэтому его призвали на военные сборы, откуда перекинули в зону отчуждения. Там он возил ликвидаторов к аварийному блоку и обратно. После каждого такого рейса его «свинцобус», то есть закрытый свинцовой защитой автобус модели «Таджикистан»[1], тщательно мыли, как и его самого. Говорили, что с собой нельзя ничего брать. Потом «свинцобус» оставили в могильнике на вечное гниение.
Поначалу было страшновато, говорил он. Большой чистый город пустой, как будто все вымерли. А по улицам — бронетранспортеры, БРДМ[2] и самые обычные поливалки. Только водители затянуты с ног до головы в костюмы РХБЗ[3], и глаз не видно за стеклами противогазов. А еще — тут Павлик слегка вздрогнул — машины лили на асфальт не воду, а клейкую жидкость, которая прибивала радиоактивную пыль, не давая ей разлететься от ветра.
По дороге они им несколько раз попадались мародеры. Павлик был в этом уверен, потому что те, едва завидев автобус с людьми, быстро прятались в заросли. Некоторые прямо на машинах сворачивали в лес. А один раз какую-то «шестерку»[4] солдаты раздавили гусеничной ИМР, то есть инженерной машиной разграждения. Я видел такие на фотографиях, а один раз даже в одном из транспортных музеев в Москве — это фактически танк. Павлик объяснил, что у той «шестерки» весь багажник был забит украденными из пустых домов вещами. Ее водителя задержали милиционеры, дорогу в этот момент перекрыли. А тут мимо как раз ехал экипаж ИМР. Как только те узнали от сержанта, что в машине зараженный скарб, еще и краденый, расплющили легковушку без лишних сантиментов.
Видел Павлик и как землю хоронили в земле, как сваливали в ямы убитых кошек и собак, потом эти ямы заливали бетоном. Жутко, говорил он, просто жутко. Но при этом парень хорошо понимал необходимость всего, что происходило и происходит там до сих пор. В районе Чернобыля у планеты зияла огромная рана, которую требовалось как можно скорее закрыть, чтобы она не пошла дальше, не разрослась по всему телу Земли. Он «всего лишь» возил ликвидаторов на «свинцобусе», повторял Павлик. Ничего героического не совершил. А вот те, кто расчищал крышу четвертого блока, кто тушил пожар двадцать шестого апреля, они-то как раз проявили невероятную доблесть. И он, Павлик, был бы рад быть в рядах первых. Но ему доверили только водить машину.
— Вы знаете, — проговорил я, когда мой собеседник замолчал, — я с вами не соглашусь. Возить людей в зараженной радиацией местности — это тоже подвиг. И вы должны об этом помнить, не стесняться того, что вы там были.
— Наверное, вы правы, — слабо улыбнулся он. — Но меня учили, что нужно действовать, а не рассказывать.
— Вы и действовали, — уверенно кивнул я. — Кстати, как вы? Я не сильно вас утомил?
— Нет-нет, все нормально, — нарочито браво произнес Павлик, но я-то видел, как ему тяжело. — Водички бы только…