Глаз бури
Шрифт:
– И ты увидел в нем не только отражение? Еще и что-то другое?
– Я видел… я видел принцессу Мириамель, моего друга, - кивнул он и погладил голубой шарф, окутывающий его шею.
– Это было похоже на сон.
Ситхи нахмурившись посмотрел в зеркало, но гнева не было в его взгляде. Скорее казалось, что он смотрит на поверхность мутного пруда, ще мечется рыба, которую ему страшно хочется поймать.
– У тебя очень сильная воля, - медленно проговорил Джирики.
– Сильнее, чем ты думаешь, - может быть дело в этом, а может быть тебе каким-то образом были даны другие силы… - Он бросил взгляд на зеркало через плечо Саймона и снова помолчал.
–
– Говорят, что это чешуйка Великого Червя.
– Что значит "червь"?
– Великий Червь, как говорится во многих сказаниях, обвивает землю. Мы, ситхи, считаем, что он окружает все миры - миры проснувшихся и грезящих, те, что были, и те, что будут… Хвост его у него во рту, так что он не имеет ни конца, ни начала.
– Червь? Вы имеете в виду дракона?
Джирики кивнул быстрым движением, как птица, клюнувшая зерно.
– Говорят также, что все драконы произошли от Великого Червя и что каждый последующий меньше предыдущих. Игьярик и Шуракаи были меньше, чем их мать Идохеби, а она, в свою очередь, была не так велика, как ее родитель Хирукато Золотой. Однажды, говорит легенда, драконы исчезнут все до одного - если уже не исчезли.
– Это б-было бы хорошо, - сказал Саймон.
– Хорошо?
– Джирики снова улыбнулся, но глаза его напоминали холодные сияющие камни.
– Люди растут, а Великие Черви… и другие… исчезают. Что ж, очевидно, таков путь вещей.
– Он потянулся с сонной грацией только что разбуженной кошки.
– Путь вещей, - повторил он.
– Но я принес тебе чешуйку Великого Червя, чтобы кое-что показать. Хотел бы ты посмотреть, сын человеческий?
Саймон кивнул.
– Это путешествие было нелегким для тебя, - Джирики бросил взгляд назад, где вокруг огня и спящего Гримрика сгрудились их товарищи. Только Аннаи ответил на его взгляд, и между двумя ситхи промелькнуло бессловесное понимание.
– Смотри, - через мгновение сказал принц.
Зеркальце, лежавшее в его ладони, словно горсть драгоценной воды, казалось, покрылось рябью. В темноте, которую оно заключало, медленно проступали зеленые точки, словно звезды, прорастающие в вечернем небе.
– Я покажу тебе настоящее лето, - мягко сказал Джирики.
– Более настоящее, чем ты когда-либо знал.
Сияющие зеленые крапинки трепетали и соединялись, сверкающие изумрудные рыбки поднимались к поверхности тенистого пруда. Саймон чувствовал, что погружается в зеркало, хотя не двигался с места, на котором сидел. Зеленый превратился во множество самых разных зеленых - здесь было столько тонов и оттенков, сколько когда-либо существовало. Через мгновение круговерть зеленого превратилась в дивную путаницу деревьев, мостов и башен: это были город и лес, растущие среди травянистой равнины вместе, как одно целое - не лес, выросший на развалинах города, как в Да'ай Чикиза, а цветущая, живая смесь растений и полированного камня, мирта, нефрита и трав.
– Энки э-Шаосай, - прошептал Джирики. Трава на равнине с наслаждением сгибалась под напором ветра, алые и голубые знамена развевались на ветвящихся башнях, словно полевые цветы.
– Последний и величайший город Лета.
– Где… где… он?..
– выдохнул Саймон, изумленный и очарованный его красотой.
– Не столько где, сколько когда, человеческое дитя. Мир не только больше, чем ты можешь даже вообразить, Сеоман, он еще и гораздо, гораздо старше. Энки э-Шаосай уже давно разрушен. Он лежит к востоку от Великого Леса.
– Разрушен?
– Это было последнее
– Он медленно покачал головой.
– Все исчезло. Это были летние дни моего народа. Сейчас для нас наступила поздняя осень.
– Исчез?..
– Саймон все никак не мог осознать этой трагедии. Казалось, ничего не стоит протянуть сквозь зеркало руку и коснуться одной из острых, как стекло, башен. Слезы рвались из него на волю. Нет дома. Дома ситхи разрушены. Они одиноки и бездомны в этом мире.
Джирики провел рукой над зеркалом, и оно затуманилось.
– Исчезло, - сказал он.
– Но пока есть память, лето остается. И даже зима проходит.
– Он повернулся и долгим взглядом посмотрел на Саймона. Измученное лицо юноши вызвало у ситхи осторожную, слабую улыбку.
– Не печалься так, - сказал он и похлопал Саймона по руке.
– Краски не окончательно покинули мир - пока нет. Еще цела Джао э-Тинукаи, обитель моей семьи и моего народа. Быть может однажды, если мы оба живыми спустимся с этой горы, ты увидишь его.
– Он улыбнулся странной улыбкой.
– Быть может…
Дальнейшее восхождение на Урмсхейм - еще три дня на узких опасных тропках, не шире ледяных лент, скользкие отвесные скалы, которые преодолевали при помощи зарубок для рук и ног; еще две ночи злющего, сводящего челюсти мороза - показалось Саймону мучительным, но быстрым сном. Он боролся со смертельной усталостью, охватившей его, держась за подаренное Джирики Лето - потому что он знал, что это подарок, - и Лето утешало его. Даже когда его окоченевшие пальцы тщетно цеплялись за выступы льда, а онемевшие ноги скользили по узкой тропе, он помнил, что когда-нибудь вернется лето, и будет тепло, мягкая кровать и горячая вода, чтобы помыться. Все это существует, и нужно только сохранить голову и вернуться живым с горы.
Если подумать, размышлял он, не так уж много в мире вещей, которые действительно нужны человеку. Хотеть слишком многого - хуже жадности, это глупость, трата драгоценного времени и усилий.
Отряд медленно продолжал свой путь вокруг ледяного тела горы до тех пор, пока солнце не начало вставать над их правым плечом. Воздух теперь был таким разреженным, что приходилось делать частые остановки, чтобы восстановить дыхание. Даже выносливый Джирики и никогда не жалующийся Аннаи двигались медленнее, как будто их руки и ноги сковывала тяжелая, неудобная одежда. Что касается людей, то они, за исключением тролля, вообще еле шли. Гримрик, пришедший в себя благодаря могуществу эликсира кануков от Бинабика, во время восхождения дрожал и кашлял.
Время от времени ветер усиливался, заставляя облака, обнимавшие плечи Урмсхейма, носиться по воздуху, словно оборванных духов. Медленно материализовывались горы, безмолвные соседи Урмсхейма, их зубчатые пики вели свои неспешные беседы высоко над поверхностью Светлого Арда, равнодушные к мелкому, грязному ландшафту у своих ног. Бинабик, чувствовавший себя в разреженном воздухе Крыши Мира гораздо лучше, чем, скажем, в буфетной Наглимунда, показал задыхающимся товарищам широкий, скалистый Минтахок на востоке, и другие пики, составляющие страну троллей - Йиканук.