Глаз бури
Шрифт:
– Тюрьмы бывают разными, - кивнул Ярнауга.
Некоторое время они молча брели по запутанным дорожкам. Некогда сад этот был гордостью леди Воршевы, он был разбит по ее воле и под ее руководством - и придворные принца шептались, что для девушки, рожденной в фургоне, она, безусловно, неплохо борется за изящество и утонченность, - но теперь сад пришел в упадок, благодаря ненастной погоде, равно как и изобилию более печальных обстоятельств.
– Что-то не так, Ярнауга; - сказал наконец Джошуа, - я это чувствую. Я ощущаю это, как рыбак ощущает погоду. Что делает мой брат?
– Мне
– В этом есть что-то не правильное?
– Нет, - серьезно ответил принц.
– Нет, в этом-то и дело. Мы отбивались от него месяц и несли тяжелые потери - барон Ордмайер, сир Гримстед, Вулдорсен из Кальдса… не говоря уже о сотнях смелых крестьян, - но прошло почти две недели с тех пор, как он предпринял последний серьезный штурм. Теперь атаки стали… поверхностными. Он только изображает осаду. Почему?
– Принц присел на низкую скамейку, и Ярнауга опустился рядом с ним.
– Почему?
– повторил Джошуа.
– Не всегда только военная сила решает успех осады. Может быть, он собирается уморить нас голодом.
– Но тогда вообще зачем атаковать? Мы нанесли им огромный урон. Почему бы им не подождать, пока мы все перемрем с голода? Такое ощущение, что он просто хочет, чтобы мы оставались внутри, а он снаружи. Что делает Элиас?
Старик пожал плечами.
– Я уже говорил вам - многое вижу я, но видеть глубины людских сердец - не в моей власти. Пока что мы выстояли. Будем же благодарны за это.
– Я и благодарен. Но я знаю своего брата. Он не из тех, кто может спокойно сидеть и ждать. У него есть какой-то план… - Джошуа замолчал, глядя на клумбу переросшего львиного зева. Цветы так и не раскрылись, и сорняки нагло стояли среди переплетенных стеблей, словно падальщики, смешавшиеся с умирающими коровами.
– Он мог бы стать великолепным королем, ты знаешь, - сказал внезапно Джошуа, словно отвечая на какой-то невысказанный вопрос.
– Было время, когда он был сильным, но не безжалостным. Он бывал и жестоким, когда мы были моложе, но то была неосознанная жестокость, с которой старшие мальчики обращаются с младшими. Он даже учил меня - фехтованию, борьбе. Я же никогда и ничему его не научил. Его не интересовало то, что знаю я.
Принц грустно улыбнулся, и на какое-то мгновение его суровые черты приняли обиженное, детское выражение.
– Мы могли бы даже быть друзьями.
– Принц поднес к губам сжатые длинные пальцы и подышал на них.
– Если бы только Илисса осталась жива.
– Мать Мириамели?
– тихо спросил Ярнауга.
– Она была очень красива - южанка, как ты знаешь: черные волосы, белые зубы. Застенчивая, тихая, а когаа она улыбалась, казалось, что в комнате зажгли лампу. Она любила моего брата - как могла. Но он пугал ее: слишком громкий, слишком порывистый, необузданный. А она была очень маленькая… тоненькая, как ива… вздрагивала, если кто-нибудь касался ее плеча.
Принц замолчал, погрузившись в воспоминания. Водянистое солнце на горизонте пробилось сквозь пелену облаков и принесло краски в серо-коричневый сад.
– Вы говорите так, как будто много думаете о ней, - мягко сказал старик.
–
– Я сгорал от любви к ней. Я молил Бога избавить меня от этой любви, но знал, что если такое случится, от меня останется пустая скорлупка и ничего живого не будет во мне. Мои молитвы не помогли мне. И я думаю, что они тоже любила меня! Я был ее единственным другом, она часто говорила. Никто не знал ее так, как я.
– Элиас подозревал?
– Конечно. Он подозревал каждого, кто стоял рядом с ней на придворных маскарадах, а я ни на шаг не отходил от нее. Но, конечно, никогда не переступая определенных границ, - добавил он поспешно, потом остановился.
– Почему я должен чувствовать себя виноватым даже теперь? Да простит меня Узирис, я хотел бы, чтобы мы и в самом, деле предали его!
– Джошуа стиснул зубы.
– Я хотел бы, чтобы она была моей умершей любовницей, а не просто умершей женой моего брата.
– Он обвиняюще посмотрел на покрытый шрамами обрубок, торчащий из его правого рукава.
– Ее смерть тяжелым камнем лежит у меня на совести - это была моя вина! Боже мой, наша семья населена призраками!
Он замолчал, услышав звук шагов на дорожке.
– Принц Джошуа! Принц Джошуа, где вы?
– Здесь, - рассеянно ответил принц, и через мгновение из-за куста выбежал один из стражников.
– Мой принц, - задыхаясь, проговорил он, падая на одно колено.
– Сир Деорнот говорит, что вы должны немедленно идти к нему.
– Они снова на стенах?
– спросил Джошуа, вставая и стряхивая росу с шерстяного плаща. Голос его звучал так, как будто доносился издалека.
– Нет, сир, - сказал стражник, рот его судорожно открывался и закрывался, словно он был усатой рыбой.
– Это ваш брат - то есть, я хочу сказать, король, сир. Он отступает. Осада снята.
Принц бросил на Ярнаугу озадаченный, встревоженный взгляд. Оба они поспешили по дорожке вслед за возбужденным стражником.
– Верховный король отступил!
– закричал Деорнот, когда Джошуа в развевающемся на ветру плаще поднялся по ступенькам.
– Смотрите! Он пождал хвост и бежит!
Деорнот повернулся и дружески хлопнул по плечу стоящего рядом Изорна. Молодой риммер улыбнулся, но находившийся тут же Айнскалдир свирепо нахмурился на тот случай, если глупый эркинландер вздумает и на нем испробовать подобную глупость.
– И что теперь?
– спросил Джошуа, протискиваясь мимо Деорнота к парапету оседавшей внешней стены. Прямо под ними валялись обломки разрушенного укрытия саперов, свидетельство безуспешной попытки свалить внешнюю стену, подкопавшись под нее. Стена осела на несколько футов, но выдержала - Девдинис строил на века! Саперы были убиты теми несколькими камнями, которые они сами же и расшатали.
Вдали виднелся разворошенный муравейник лагеря Элиаса. Уцелевшие осадные машины были свалены в кучу и разбиты, чтобы они больше никому не могли послужить; бесконечные ряды палаток исчезли, словно унесенные штормовыми ветрами.