Глаз урагана

Дашков Андрей Георгиевич

«Что со мной? Неужели определенное сочетание букв будет каждый раз запускать в мозгу один и тот же документальный фильм, включать болезненные воспоминания? Неужели по ночам будет сниться одно и то же: темная аллея, рев ветра, медленный полет щита, ужасный скрежет перед самым концом?..»

«…Не выяснено, что стало причиной гибели еще одного человека, труп которого был обнаружен…»

Она резко села и почувствовала, как заныла спина. Уставилась в телевизор. На экране проплывали какие-то тени. Дина вытерла слезы, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Снимали, когда уже стемнело, и вдобавок на ходу. Луч подсветки последовательно выхватывал из темноты упавшие

столбы, перевернутые скамейки, обломанные сучья, поваленные деревья, заросли смятого кустарника, прибитую градом траву… Наконец впереди появилось что-то похожее на кучу хлама, прикрытого брезентом. Только это был не брезент, а зеленый макинтош.

Когда увидел главное, ошибиться невозможно. Дина оцепенела. «Я тут ни при чем», – мысль казалась нелепой и все же… Разве существовала какая-то связь между нею и тем человеком? Дине не хотелось этого, однако связь была, и возникало предчувствие, что краткий контакт вовлек молодую женщину в чужую темную игру, правил которой она не понимала и не могла понимать.

«…Личность погибшего не установлена. Возможно, неизвестный скончался от сердечного приступа. Не исключается также передозировка наркотиков, поскольку при нем найден шприц и ампулы с пока еще не идентифицированным препаратом…»

Она не может оторваться от картинки на экране. Слишком белая рука торчит из рукава. Потом все заслоняет фигура человека в штатском, который предлагает оператору отойти подальше. Другие уже натягивают сверкающую ленту; по ту сторону барьера – только профессионалы. Однако они ни о чем не догадываются. И они ничего не поймут. В отличие от них Дина знает, что человека в зеленом макинтоше убили, хотя и неведомо каким способом.

Но КТО убил или ЧТО убило – вот этого она не узнает никогда.

3. МАРК

В новогоднюю ночь 2*** года клуб «Фламинго», естественно, был открыт до утра. Марк предпочел бы провести эту ночь дома, с Диной и Яном. Весь день накануне его одолевали дурные предчувствия. Ничего определенного – блажь, переутомление, расстроенные нервишки. В крайнем случае он мог бы сказаться больным. Пришлось напомнить самому себе, что безработных музыкантов полно и многие из них ничем не хуже его. Кое-кто наверняка лучше – просто ему повезло. А когда повезло, то человеку остается вцепиться в удачу зубами и обеими руками и держаться до последнего. И ни в коем случае не искушать судьбу. Не плевать против ветра. Не мочиться в колодец. Наслаждаться тем, что имеешь, – до следующей черной полосы. И надеяться, что своей цепкостью и сосредоточенностью отодвинул день расплаты подальше…

Деньги, деньги. Старая песенка. Все упиралось в деньги. В тот год деньги нужны были, чтобы отдать Яна в приличную школу. Марк подсчитал, что сможет оплатить обучение, если начнет откладывать с самой зимы. Динка в своем туристическом агентстве зарабатывала ровно столько, сколько требовалось на текущие расходы. При этом за последние годы они сами никуда не выезжали на отдых. Марк имел всего по одному выходному в неделю, да и то по понедельникам.

Деньги. Чертовы бумажки. Группа как раз играла «Любовь, жизнь и деньги» Диксона и Глоувера. Мягкую и очень длинную версию. Чарли – чернокожий из Денвера – пел без надрыва. Он уже понял: все не так уж важно. Чарли был неизлечимо болен и знал, что скоро уйдет на вечный покой. Для него многое утратило былое значение. Но не для Марка. В промежутках между саксофонными соло у того был повод еще раз подумать о главных вещах. Блюз облекал вялые размышления в куда более красивую форму. Двенадцать с половиной минут медленного полета – и ты снова на грешной земле. Возвращение неизбежно. У тебя есть жизнь и даже любовь (восемь лет вместе – это не шутка!), а вот с деньгами – вечные проблемы. Из-за необходимости добывать их ты не принадлежишь самому себе. Валялся бы сейчас с Динкой где-нибудь на теплом песочке…

Он усилием воли прервал эти никчемные фантазии. Мечтать о несбыточном – забава мазохистов… Старые вещи Марк играл свободно, как бы не вполне присутствуя здесь. При этом музыка не была для него формой эскапизма. Скорее иной формой существования. Он будто сам превращался в вибрацию. Возможно, это было одним из доступных лично ему способов заглянуть в вечность через черный ход. Или разновидностью подпитки – естественной потребностью и необходимостью для всякой живой твари…

Во время длинных импровизаций легкая отстраненность даже помогала.

С каждой нотой он все глубже увязал в трясине, чаще всего не зная заранее, как выберется, и вдруг ситуация разрешалась сама собой, в силу наличия некоей основы, объединяющей все и всех на этой земле. Похоже на бег в темноте по незнакомой местности. Быстрый бег, при котором каждый шаг чреват опасностью. Оступишься – и рухнет карточный домик гармонии, порвутся ветхие сети, удерживающие и придающие форму хаосу. Но если думать об этом, обязательно упадешь в яму или наткнешься на пень и сломаешь ногу. Если же бежишь самозабвенно, с абсолютной, бездумной уверенностью, то все будет в порядке. Сам получишь кайф и, может быть, кому-то еще придется по вкусу то, как ты несешься сломя голову.

Эмоции напрокат – вот и вся музыка. Богатый и счастливый, пока он еще не покрылся непробиваемым слоем жира и самодовольства, может ненадолго ощутить, каково это – быть нищим, одиноким и неприкаянным. Услышать тоскливый вой бродячего пса на луну – преображенный и положенный на ноты. Или наоборот – получить безвредную инъекцию радости. Происходит передача вибраций, от которых всем становится лучше, или по крайней мере ощущаешь соприкосновение в каком-то другом слое жизни и чувствуешь – ты не один. Точнее, не ВСЕГДА один…

Благополучные и сытые люди, сидящие в зале, пришли сюда не затем, чтобы рисковать чем-то или расстраиваться всерьез. Они пришли расслабиться и отдохнуть после тяжелого дня. Весь персонал «Фламинго» знал, что для этого нужно. И Марк тоже знал. Благополучные и сытые не любят, когда их гладят против шерсти. Блюз в миноре годится только как аперитив. Для нормального пищеварения. Затем последуют жирные блюда из обширного меню поп-джаза…

Марк ничего не имел против клиентов клуба. В конце концов, кое-что из их глубоких вместительных карманов перепадало и ему. Они жили хорошо и давали сносно жить другим. Это был в высшей степени гуманный расклад. Лучше уже не бывает. Когда кому-то хочется изобрести совершенство, все заканчивается резней. У Марка хватило ума понять, что так устроена жизнь, и не дергаться.

Он делал свое дело, ублажая более удачливых ребят с их проститутками, порой сам чувствовал себя проституткой (причем одной из самых дешевых) и ждал, когда судьба улыбнется ему. При мысли, что этого можно вообще не дождаться, охватывал страх и презрение к себе. Но потом все проходило…

В ту праздничную ночь он получил предложение, которое могло радикально изменить его существование. Правда, гримаса судьбы была больше похожа на ухмылку пресловутого ростовщика, выдавшего кредит под немыслимые проценты.