Глаз времени
Шрифт:
Она давно ждала этого. В памяти телефона хранилось огромное количество бесценных и незаменимых данных: не только записи ее исследований Глаза и событий, связанных со Слиянием, но и последние сокровища их старого исчезнувшего мира, в том числе и творения бедного Редди Киплинга. Но они не могли никуда загрузить эти данные. У них не было даже возможности их распечатать. Поэтому, ложась спать, Байсеза отдавала телефон Абдикадиру, под чьим надзором команда британских писарей переписывала от руки различные документы и перечерчивала разные графики и карты. Это было лучше, чем ничего, но все их труды едва ли могли охватить и сотую долю обширной памяти телефона.
Как
— Я верну тебя к жизни, — пообещала она телефону.
Все казалось вполне логичным. Но теперь, когда этот момент наступил, Байсеза почувствовала, что была неготовой. Как-никак, а телефон был ей верным товарищем с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.
— Тебе следует нажать кнопки в определенной последовательности, чтобы выключить меня, — подсказал ей телефон.
— Я помню, — ответила Байсеза.
Она держала маленький прибор перед собой и сквозь предательски выступающие на глаза слезы набирала правильную комбинацию клавиш, необходимую, чтобы телефон перешел в режим экономии батареи.
— Прости меня, — сказал телефон.
— Ты в этом не виноват.
— Байсеза, я боюсь.
— Не нужно бояться. Я замурую тебя в стену, если придется, чтобы археологи тебя потом нашли.
— Я не об этом говорю. Меня никогда раньше не отключали. Как ты думаешь, мне будут сниться сны?
— Не знаю, — прошептала Байсеза и нажала кнопку.
Экран телефона, который рассеивал мрак древнего зала своим зеленым светом, погас.
39. Экспедиции
После своей шестимесячной экспедиции в южные земли Индии Абдикадир вновь был в Вавилоне.
Евмен сразу же организовал ему экскурсию по мирному городу. День выдался холодным. Хотя на дворе была середина лета — если верить вавилонским астрономам, которые внимательно отслеживали движение звезд и солнца по новому небу, — дул холодный ветер, и Абдикадир обхватил себя за плечи, чтобы согреться.
Изменения, происшедшие за эти шесть месяцев, поразили пуштуна: все это время жители города трудились не покладая рук. Александр заселил обескровленный Вавилон своими офицерами и ветеранами и поставил одного из своих генералов совместно управлять городом вместе с одним из вавилонских сановников, занимавшим пост еще до Слияния. Было видно, что его идея стала приносить плоды: новые жители, теперь уже македонские воины и местная знать, казалось, уживались друг с другом довольно сносно.
Велось много споров о том, что делать с западными районами, которые время превратило в руины. Македонцы считали его местом, в котором следовало навести порядок, тогда как для представителей девятнадцатого и двадцать первого века оно было площадкой для археологических исследований, которое в один прекрасный день могло бы дать им ключ к пониманию причин смешения времен, разделившего город пополам. Не трогать его до поры до времени было единственным возможным компромиссом, к которому пришли стороны.
Ниже по течению, недалеко от городских стен, воины Александра углубили и расширили русло реки, превратив ее берега в гавань, способную принять морские корабли, которые
— Это восхитительно, — сказал Абдикадир, когда они остановились на стене нового порта, которая возвышалась над маленькими судами, уже спущенными к тому времени на воду. Здесь даже возвышался маяк, свет которого исходил от масляных ламп, отражаясь от поставленных за ними зеркал.
Евмен рассказывал ему о том, что Александр понимает: чтобы империя не распалась, необходимы быстрый транспорт и эффективная система связи.
— Но этот урок нелегко дался моему повелителю, — печально закончил царский грамматевс.
По прошествии пяти лет грек научился, пусть и с запинками, говорить по-английски довольно сносно, а Абдикадир — кое-как объясняться на греческом. Немного помогая друг другу, они могли общаться без помощи переводчиков.
— Успех похода Александра на Персию во многом решило качество дорог империи, — продолжал Евмен. — Когда мы подошли к тому месту, далеко на востоке, где они заканчивались, наши пехотинцы быстро поняли, что не могут идти дальше. Поэтому мы вынуждены были остановиться. Но океан — это дорога богов, которую нам не нужно строить.
— Пусть даже так, но я все равно не могу поверить, что вы успели сделать так много и в столь короткий срок…
Наблюдая, как внизу кипит работа, пуштун чувствовал себя слегка виноватым. Возможно, это он отсутствовал слишком долго.
Но ему нравились его экспедиции. В Индии им пришлось пробираться сквозь густые джунгли, встречая на своем пути всевозможных экзотических животных и растения, а вот людей — мало. Подобные вылазки совершали на восток, запад, север, юг — по всей Европе, Азии, Африке. Казалось, что знакомство с этим новым и богатым миром могло заполнить ту пустоту в сердце Абдикадира, которая появилась после того, когда он пережил чудовищно кровопролитную битву с монголами.
Пуштун повернулся к городу спиной и устремил взгляд на юг, где сверкающие линии ирригационных каналов пересекали зеленеющие поля. Именно там шла важнейшая для нового мира работа — выращивание пищи. Здесь все-таки был «Плодородный полумесяц», место зарождения организованного земледелия. Местные искусственно орошаемые поля когда-то поставляли треть продуктов питания империи персов. Бесспорно, в этом мире не могло найтись места лучшего, чем это, чтобы вновь взяться за сельское хозяйство. Но он уже был в полях и узнал, что не все там шло гладко.
— Все этот презренный холод, — пожаловался Евмен. — Астрономы могут до хрипоты повторять, что сейчас середина лета, но я еще не знал лета такого, как это… Еще на наши головы обрушилась саранча и ей подобные вредители.
План Александра по восстановлению города был действительно поразительным, пусть его маховик раскручивался медленно. Славное сражение с Чингисханом за спасение Вавилона давно осталось в прошлом, и ничто не указывало на агрессию со стороны монголов в ближайшем будущем. Царские послы привезли из их земель сведения, что кочевники были сильно потрясены, когда обнаружили Китай неожиданно опустевшим — пятьдесят миллионов человек населения растаяло в воздухе. Война против монголов была великим подвигом, но, вместе с тем, оказалась лишь средством ненадолго забыть о реальности. С победой к ним — к британцам, македонцам и экипажу «Птички-невелички» — в равной степени вернулось угнетающее понимание того, что, даже выиграв эту кампанию, никто из них все равно никогда домой не вернется.