Глаза Ангела
Шрифт:
Вскоре появился Деке в толстых резиновых перчатках и фартуке, держа в руке большие щипцы, в которых был зажат шарик. На шее у Деке висела защитная маска. Он посмотрел на Тори:
— Ты по-прежнему играешь в волейбол? Сегодня вечером у нас игра.
— Извини, дорогой. На этот раз у меня совсем нет свободного времени. — Она кивнула в сторону щипцов. — Скажи лучше, где сделан наркотик, в котором был спрятан шарик.
— В Колумбии. Хороший кокаинчик. — Деке прищелкнул языком. — Вкусный...
— Это все?
— А что еще ты хочешь узнать?
Тори кинула быстрый взгляд на Рассела, потом сказала:
— Давай-давай, выкладывай остальное.
— Металл, из которого сделан ваш шарик, — гафний. Очень чистый гафний. У тебя нет больше таких шариков на продажу?
— Нет, мы не торгуем гафнием, — резко ответил вместо Тори Рассел. Она, боясь, как бы он не наговорил что-нибудь лишнее, поспешила спросить у Деке:
— Что ты знаешь о гафнии?
— Ну,
— Как долго служат стержни из гафния?
— Если стержни из бора изнашиваются через полгода, то стержни из гафния служат более двух лет.
— О'кей, — вмешался в разговор Рассел. — Ты говоришь о стержнях, а у нас-то шарик. Деке понимающе кивнул.
— То, что вы мне дали, настоящий, чистый гафний, я уже говорил об этом. То есть это супергафний, такой в природе не встречается.
— Но это не стержень. Видимо, шарики предназначены для какой-то другой цели?
— Угу. В точку попали. Шарики гораздо лучше стержней. Они — часть активной зоны ядерного реактора. Понимаете, ядерный реактор с такими шариками — нечто совершенно новое. Хотел бы я взглянуть на реактор, который работает с такими вот шариками. Кстати, ваш шарик очень бы мне пригодился.
— Ну-ну, спокойно, Деке, — сказала Тори.
— Да я ничего.
Рассел спросил:
— В чем может состоять преимущество новых ядерных реакторов?
Деке пожал плечами.
— Думаю, подводная лодка с таким реактором сможет находиться под водой в течение пяти лет.
— А еще что?
Деке поразмыслил немного, потом ответил:
— При помощи шариков из гафния можно будет сконструировать ядерный реактор гораздо меньших размеров и большей мощности, чем все известные на сегодняшний день модели.
— Какой мощности?
— Точно сказать не могу. Во всяком случае, это будет портативный реактор, который можно таскать в рюкзаке, и очень мощный...
— Господи Иисусе! — вздохнул Рассел, когда они вышли из татуировочной мастерской. — Сначала наркотики, теперь — портативный ядерный реактор! Значит, многие государства работают над созданием небольшого по объему источника ядерной энергии, вот оно что! Подумай, Тори, какие перспективы!
— Да уж, — содрогнулась Тори.
— Кстати, ты знаешь, тот кокаин, в котором находились упаковки с гафнием — обычный, не суперкокаин. Так что Эстило не замешан в деле с суперкокаином.
— Слабое утешение.
Они зашли в одну из многочисленных столичных кофеен в районе Роппондзи. Снаружи и внутри кофейня была оформлена в современном стиле; скрытые неоновые лампы подсвечивали красным светом карликовые деревья, скульптуры летящих журавлей, волн, сделанных из нержавеющей стали. Скульптурные изображения являли собой странное сочетание древних традиций японского изобразительного искусства и модернистских решений.
На улицах было полно народу; люди, спешившие куда-то по своим делам, были одеты, на взгляд Рассела, так чудно, что можно было принять их наряды за карнавальные костюмы. В одежде преобладали чистые, яркие цвета: черный, белый, серый, никаких оттенков, полутонов; за яркостью красок линии кроя как-то терялись, и одежда приобретала символический, нереальный вид.
— Тори, почему в Японии так любят символы?
— Я тебе объясню. Любовь японцев к символике всего лишь следствие их быта, отражение культуры; говоришь одно — делаешь другое. Слишком большое скопление людей на крошечном клочке земли. Из-за землетрясений нельзя было строить капитальные здания, — жилища делают из дерева и бумаги, потому что такие дома легче восстановить. Два этих фактора — недостаток пространства и хрупкое жилье — привели к тому, что у японцев не так сильно, как у других наций, развито стремление обособиться, отделиться от окружающих. Попробуй посекретничай с кем-нибудь в комнате, стены которой сделаны из рисовой бумаги! Разве в подобных условиях возможно уединиться? Теснота, определяемая природными условиями, полностью исключала уединение. Японец с древних времен привык быть на людях, составлять часть неизменной общности, подчинять ее интересам собственную жизнь. На этой основе сложилась так называемая групповая
— Но что стоит за этими символами? Они же не имеют смысла!
— Ты, Рассел, как представитель европейцев, по-своему, конечно, прав. Но японцы думают не так, как ты. То, что лежит на поверхности, — достойно восхищения, но не требует подражания. Если соблюдены условности, требования этикета, какая разница, что творится у человека в душе, какие у него мысли? И замечательно, что за символами ничего не стоит: тем меньше шансов попасть в смешное положение.
«Вот и я веду себя сейчас совершенно в японском духе, — думала про себя Тори, — рассуждаю о японской культуре, как профессор, словно являюсь частью этой культуры. Говорю, говорю, но все мои слова — не более чем фасад, маска. Я позволяю Расселу узнать себя до определенной границы, а рассказать ему о себе всю подноготную не могу». Тори, как и Рассел, была не в силах разобраться в хаосе своих чувств. Когда она увидела беспомощного, безоружного Рассела на краю гибели, она, не раздумывая, бросилась ему на помощь. Понимала, что не только чувство ответственности, долг товарища заставили ее рискнуть жизнью ради Рассела. Но что же тогда? А потом произошла та сцена в самолете...
И как объяснить поведение Рассела тогда, когда они летели по дороге в Токио? Она ведь ждала от него совсем другого: укоров, обвинений в некомпетентности, язвительной критики в адрес своих друзей, завоевать дружбу с которыми ей стоило немалых усилий, и — надо же — именно Рассел стал свидетелем того, как один из них, лучший, предал ее. В таком случае заслуживают ли доверия другие ее друзья, ее связи? Она много, очень много времени потратила на то, чтобы создать сеть агентов в разных странах мира, благодаря чему всегда была в курсе наиболее важных событий в сфере подпольного бизнеса, и вдруг эта тщательно подобранная агентура, в определенном смысле глаза и уши Тори, позволявшие видеть и слышать то, что, как правило, скрыто от большинства, оказались очень далеки от совершенства! Отлично налаженный механизм дал сбой! Какой прекрасный повод для Рассела унизить Тори, взять над ней верх! Она была убеждена в том, что Рассел буквально бесится от того, что не имеет власти над ней, не может диктовать ей свои условия, приказывать. И тут случилось невероятное: вечный ее соперник проявил сочувствие, не произнес ни слова упрека, поддержал в минуту душевной и физической боли, словом, повел себя совершенно необычно и неожиданно. Проявил такие не свойственные ему качества, как нежность и доброта. Тори и не подозревала о том, что он может быть чутким и отзывчивым товарищем.
Своевольная, дерзкая, независимая, она получала огромное удовольствие, издеваясь над Расселом, Мучила его, как умела, и упивалась своим успехом, который доказывал, с ее точки зрения, слабость Рассела, несостоятельность методов его работы, его незыблемой веры в силу руководства и порядка. Она-то сама добивалась прекрасных результатов без указаний начальства, не приемля организованность и дисциплину в принципе.
В тот день, когда Рассел сообщил ей о том, что она уволена из Центра, Тори поклялась отомстить своему обидчику, любым способом втянув его в ситуацию, где дисциплина и порядок, руководство и власть оказались бы не более чем пустым звуком. В конце концов она добилась своего, уговорив Бернарда Годвина отправить Рассела выполнять боевое задание под ее командованием. Как только Тори поняла, что Центр нуждается в ней, она немедленно начала осуществлять коварный план мести Расселу, выманила его с насиженного места, заставила работать в опасных условиях, не на поле боя, разумеется, но в условиях постоянного риска, которому обычно подвергались оперативные сотрудники Центра во время выполнения заданий. Она хотела, чтобы Рассел, как и они, оказался во власти непредвиденных, непредсказуемых ситуаций и зависел чаще от капризов судьбы, случая, чем от желания и воли руководства. В результате все получилось так, как ей хотелось: Тори заполучила Рассела, снова стала работать в Центре и, самое главное, — ей было поручено сложное и интересное задание. Желание отомстить Расселу исполнилось гораздо быстрее, чем она думала, более того — во время дикой корриды в Медельине он чуть не погиб, но... Вышло так, что насладиться местью ей не удалось, потому что она сама получила от судьбы удар, узнав о нелегальном бизнесе Эстило а ведь этот человек был лучшим ее другом и она бесконечно ему доверяла. Странная получилась история: с одной стороны, Эстило оказался не тем, за которого он себя выдавал, и Тори чувствовала себя обманутой, преданной; а, с другой стороны, Рассел оказался далеко не таким уж бесполезным и бездарным, каким она его считала: он проявил ум, находчивость и отвагу. Этого Тори от него не ожидала. Она надеялась, когда Рассел докажет свою полную непригодность к оперативной работе, отправить его, пристыженного и посрамленного, обратно в Центр. Но все произошло наоборот.