Глаза, чтобы плакать

Дар Фредерик

В уборной, закончив приготовления к съемкам, я тихо сказал Мов:

– У меня чудовищный мандраж. Еще немного, и я удеру отсюда.

Мов легонько шлепнула меня по спине.

– Не смей так шутить, Морис.

– Какие уж тут шутки? Неужели это не написано у меня на физиономии?

Разумеется, Мов видела следы паники на моем лице – их не мог скрыть даже толстый слой грима, но не пожелала проявлять сочувствия.

– Ну и что? Это нормально. Как только ты услышишь команду "мотор", все пройдет. Тебе это отлично известно.

На меня навалилось

чудовищное ощущение одиночества. Со мной его разделяла лишь тоска, которая своей когтистой лапой скребла мои внутренности.

В дверь постучал второй ассистент. Я был уже знаком с этим рыжим парнем в очках, так как мы вместе работали в том самом фильме, на съемках которого судьба свела меня с Люсией.

– Съемка начинается, месье Теланк.

– Иду!

Мов пошла со мной. Как преданная супруга, она прихватила с собой салфетку, чтобы вытирать мне пот со лба, а также бутылку виски.

– Выпей глоток перед началом. Это поможет тебе...

Как режиссер Анри-Жорж отличался исключительной четкостью. Он всегда самым тщательным образом готовил свои мизансцены, чтобы не терять попусту времени во время съемок. Когда я появился в павильоне, освещение было уже отработано на моем дублере, расположение участников съемок, их перемещения по площадке помечены мелом на полу. В фильмах Анри-Жоржа актеры чувствовали себя как в хорошо пригнанных платьях.

Предстояло снять сцену, где я в пижаме сижу в своей комнате. Приходит сосед, чтобы сообщить о намеченной на завтра казни моего отца. Он не знает, как передать эту страшную новость. Интуиция подсказывает мне, что случилось какое-то несчастье, и я выхватываю торчащую из его кармана газету.

* * *

Анри-Жорж подробно разъяснил мне, что я должен делать в начале сцены: я лежу плашмя на кровати, уткнувшись лицом в подушку. В дверь стучат. Я кричу: "Войдите!" – и вижу соседа. Некоторое время я никак не реагирую, затем замечаю его растерянную физиономию и догадываюсь о том, что случилось какое-то несчастье. Медленно встаю на колени и спрашиваю, не сводя с него глаз: "Что случилось?" Он, не отвечая, плюхается на стул. Я, спрыгнув с кровати, бросаюсь к окну и задергиваю занавески.

– Вы все поняли?

– Да, месье Анри-Жорж.

– Первое: ваши мечтания прерваны внезапным вторжением. Второе: вы чуете неладное. Третье: из боязни услышать самое страшное вы не решаетесь задать вопрос. Все на месте?

Я тайком наложил на себя крестное знамение. Мов заметила мое движение и дала понять, что душой она со мной. Никогда еще девушка не казалась мне такой хрупкой и беззащитной. Скромно сидящая в своем углу, она была далеко-далеко, словно я смотрел на нее в перевернутый бинокль.

Я занял свое место. Свет прожекторов пригвоздил меня к кровати. Ослепленный, я едва видел дверь, в которую должен был постучать сосед.

– Тихо! Идет съемка!

– Объявляй!

– "Лошади", двадцать шесть, дубль первый!

Хлопок.

– Начинайте!

Анри-Жорж прокричал последнюю команду таким тоном, каким дрессированной собаке приказывают прыгать через горящий обруч.

Я неподвижно лежал на кровати, прикрыв глаза. Раздался стук в дверь. Немного подождав, я издал сдавленно: "Войдите". Появился сосед. Эту роль исполнял Франсуа Матье, артист из "Комеди Франсэз". Довольно невзрачный на вид, он потрясающе владел актерским ремеслом, играл каждую букву произносимого текста.

– Привет!

Я, не мигая, следил за его приближением, пока у меня не закололо в глазах. Затем встал на четвереньки.

– Стоп!

С самого начала съемки я опасался этого момента, даже хотел сказать режиссеру: "Плохо ли, хорошо ли я буду играть, не останавливайте съемку. Дайте мне пообвыкнуть. Я ведь вовсе не самоуверенная звезда, а всего лишь перепуганный насмерть паренек". И вот теперь роковое слово прозвучало, знаменуя собой начало моего конца. Пока я так думал, Анри-Жорж склонился надо мной с недовольным видом.

– Нет, нет и нет!

– Что-то не так? – пролепетал я.

– Вы встаете на колени с таким видом, словно собираетесь трахнуть девчонку. Вам необходимо сыграть следующее: бы предавались мечтам, вам помешали, вы чувствуете неладное. Ощущаете тревогу, то есть постепенно превращаетесь в существо, которым полностью овладел страх. Дикий зверек, которого вспугнули. Понятно?

– Да.

– Начинаем сначала. Готовы?

Мы повторяли эту сцену восемь раз, но нужного результата так и не добились, Я совсем перестал играть. Голова наполнилась густым туманом, и из нее напрочь улетучились все указания Анри-Жоржа, касающиеся моего героя. Я уже абсолютно не представлял себе, для чего нахожусь в этой комнате, с какой целью явился ко мне Франсуа Матье. После восьмого дубля Анри-Жорж уже не кричал. Мертвенно-бледный, он холодно смотрел на меня неподвижными и круглыми, как пуговицы, глазами.

– Ступайте к себе в уборную, Теланк. Я к вам сейчас приду.

В панике я совершенно забыл о Мов и был удивлен, обнаружив ее плачущей в моей уборной. Увидев меня, она вскочила на ноги.

– Получилось?

– Нет, Мов. Я совершенно не могу играть...

– Я это поняла. Какой ужас, Морис. Ты ни на что не способен без нее.

Эта мысль была для Мов особенно невыносима. Я прислонился спиной к холодной стене и почувствовал облегчение. Вскоре, в сопровождении Мованна, явился Анри-Жорж. Они, судя по всему, уже успели обменяться мнениями по поводу меня. Оба выглядели расстроенными. Первым с унылым видом заговорил Мованн:

– В чем дело, Теланк?

– Я не знаю, месье Мованн... На съемочной площадке на меня нападает коматозное состояние, с которым я не в силах справиться.

– Откуда оно берется, это коматозное состояние? – заорал Анри-Жорж. – Вы можете объяснить?! Вы способны играть или нет?! Если нет, то какого хрена вы делаете в павильоне, мой мальчик?

Режиссер был в крайнем раздражении. Мованн даже не пытался заставить его взять себя в руки.

– Кто снимался в "Добыче", вы или ваш брат-близнец, отвечайте!