Глаза Клеопатры
Шрифт:
— Тут есть «голый пляж», хочешь? Можно загорать вообще без всего.
— Нет, — поморщилась Нина, — это похоже на баню. Мне и здесь хорошо.
— А ты не сгоришь? Это только кажется, что солнце не припекает. Тут можно сгореть за милую душу.
— У меня есть крем от ожогов.
— Давай я помогу.
Никита забрал у нее флакон и начал втирать жидкий крем ей в плечи. У нее была очень нежная, очень белая кожа, изредка встречающаяся у брюнеток. Медленно нанося крем ей на спину, он думал о том, что будет ночью. Этой ночью он не будет спешить, как вчера,
Нина оглянулась через плечо.
— По-моему, уже хватит.
— Вот тут еще чуть-чуть. — Никита не удержался и поцеловал прелестную ложбинку на пояснице, а потом провел по ней ладонью. — Руки тоже надо натереть. И ноги. И спереди…
— Я сама.
— Нет, позволь мне.
— Я сама, — повторила Нина и отняла у него флакон.
Он следил, как она намазывает кремом голени, узкие стройные бедра, тонкие, хрупкие руки… Нет, вдруг подумал Никита, хрупкости в ней нет. Она выглядит бледной и изможденной, но под этой белой кожей, под изящно удлиненными мышцами угадывается сталь. И удивительно, как при такой худобе все ее женские округлости на месте. Конечно, все это маленькое, но плотно и как-то на редкость аккуратно упакованное под тонкой белой кожей.
— Вот поехали бы ко мне на яхту, там на палубе загорай себе хоть голышом.
— Спасибо, я предпочитаю песок.
Но Никите ужасно хотелось ее уговорить.
— У меня потрясающая яхта, — начал он. — Пятнадцать метров, алюминиевый корпус, тендерная оснастка, custom made…
— А это что значит?
— «Сделано на заказ». Извини, у меня иногда вылетают английские словечки, но это не от пижонства, честное слово. Просто мне очень часто приходится говорить по-английски.
— Я спрашивала про тендерную оснастку.
— Два фока на параллельных леерах… — Как всякий энтузиаст, Никита не понимал, что другим могут быть чужды его восторги.
— То есть она еще и парусная? — уточнила Нина.
— Мотор тоже есть.
— И тебе не страшно?
— Конечно, нет! Мы с Павлом и Бронюсом… это мой литовский друг, — торопливо добавил Никита, — в позапрошлом году плавали на ней на Мадейру. Это такая красота! Острова вырастают на горизонте — сперва крошечные, как соринки, а потом подходишь к ним поближе, плывешь вдоль берега и видишь деревни, поля, изгороди… На островах Мадейры делают живые изгороди из голубых гортензий. Очень красиво. Кстати, мы попали в сильный шторм, нас отнесло к Африке, но дело того стоило.
— Я этого никогда не пойму, — призналась Нина после долгого раздумья. — Давай, ты поезжай на яхту, а мы с Кузей будем с энтузиазмом аплодировать тебе с берега.
— Мы можем отойти совсем недалеко, — продолжил уговоры Никита. — Вернемся, как только ты захочешь.
— Я захочу, не ступая на борт. Не выношу безвыходных ситуаций. Когда от меня ничего не зависит, — пояснила Нина в ответ на его недоуменный взгляд. — Их и в жизни хватает, так стоит ли создавать их искусственно?
Никита задумался:
— Значит, ты и на самолете не летаешь?
— Нет.
— Ладно, не буду, — миролюбиво улыбнулся Никита. — Но как же ты можешь быть деловой женщиной, не летая на самолетах?
— А я не деловая женщина, я художник.
— Мода — такой же бизнес, как любой другой. Допустим, у тебя показ в Милане…
— Ну, до показа в Милане мне еще ехать и ехать. Но за оптимизм спасибо.
— Я знал одного горе-бизнесмена из Милана, он хотел с нашей фирмой сотрудничать. — Никита сделал паузу, ожидая, что она сейчас спросит, что за фирма, но Нина промолчала. — И в разговоре выяснилось, что он боится летать. Мы с моими партнерами сразу дали ему отставку.
— Значит, нам не суждено сотрудничать, — подытожила Нина.
— Для тебя сделаю исключение, мы же земляки. — Раз уж она не спросила, он решил сам сказать: — Я занимаюсь компьютерами. Ты ведь работаешь на компьютере?
Она перевернулась на спину и заложила руки за голову.
— Очень редко. Предпочитаю работать вручную.
— Но почему? — удивился Никита. — На компьютере гораздо удобнее.
Нина не отвечала так долго, что он потерял надежду. Наконец она заговорила:
— Я однажды видела передачу об Альфреде Шнитке…
Тут Нина повернула голову и покосилась на него, словно проверяя, знает ли он, кто такой Альфред Шнитке.
Никита добродушно усмехнулся:
— Не такой уж я серый валенок. И что же Шнитке?
— Он замечательно ответил на этот вопрос. Его спросили, пишет ли он музыку на компьютере, и он сказал, что это слишком легко. Ничего не надо сочинять, придумывать, все уже готово, все под рукой. Можно конструировать. А он любит — любил — чувствовать сопротивление материала. Вот и я люблю. — Нина вдруг стремительно и грациозно вскочила на ноги. — Пойду пройдусь вдоль берега.
— Я с тобой.
— Тебе не обязательно меня провожать, если хочешь позагорать.
— Нет, я с удовольствием прогуляюсь. А загар на ходу еще лучше пристает.
Они не спеша двинулись вперед вдоль берега, и Кузя, конечно, увязался за хозяйкой. Он принялся играть: преследовал отступающую волну и удирал от набегающей.
— Слушай, давай, я научу тебя плавать, — предложил Никита. — Я не отпущу, не брошу, пока ты не почувствуешь… Это только вопрос дыхания. Как только научишься правильно дышать, ты увидишь: вода сама тебя держит.
— «Если тело вперто в воду, не потонет оно сроду». — Нина улыбнулась, но улыбка вышла невеселая. Она безнадежно покачала головой. — Я уже пробовала. Даже на курсы в бассейн записывалась. Стоит мне оказаться в воде без опоры под ногами, как я начинаю задыхаться. Меня охватывает приступ паники. И ничего тут не поделаешь.
— Значит, он будет торжествовать?
— Кто?
— Папаша твой. Болярин. Пока ты не научишься плавать, выходит, победа за ним.
— Да ну его к богу в рай! — отмахнулась Нина. — Я о нем не вспоминаю… — Она запнулась. — …последние сто лет.