Глаза ребёнка
Шрифт:
Зал притих.
— У меня нет никакого оружия, — говорил Крис. — Кроме как в армии, я никогда не стрелял. Возможно, поэтому мне нетрудно заметить, что в Америке стрелковое оружие в основном применяют те, кто грабит бакалейные лавки или совершает преступления на бытовой почве. — Он помолчал, потом заговорил снова, впервые повысив голос:
— С каких это пор, осмелюсь спросить, АК-47 принято считать спортивным оружием? Если разрядить обойму в оленя, от того не останется даже рогов, чтобы повесить на стену. А правда заключается в том, что если в других странах автоматическое оружие применяется в ходе военных действий, то у нас его
Терри хотела посмотреть вокруг, но не могла оторвать глаз от Криса.
— Полагаю, мое выступление аполитично, — продолжал Паже. — На самом деле мне наплевать. Потому что наша политика питается хохмами. Я знаю политиков, чьим лозунгом, похоже, стали слова: «Любите их, пока они не родились». Наша экономика все более и более опирается на людей, которые сами ничего не производят — в их числе и юристы, — а заняты лишь тем, что перекачивают деньги в карманы таких же непроизводителей и обратно. Мы несем какой-то вздор насчет информационного общества, игнорируя основополагающее правило компьютерного века: намусорил — убери. А все потому, что наша система народного образования лежит в руинах. И мы, видимо, окончательно смирились с тем, что бок о бок с нами существуют низшие слои — неимущие и нацменьшинства. Просто-напросто махнули на них рукой.
Короче говоря, наша политика — несерьезное занятие. Потому что она не затрагивает серьезных проблем. Если кому-то нужно доказательство — вот оно: семеро детей, погибших из-за того, что политическая система страны оказалась слишком труслива и равнодушна, чтобы защитить их. Такое выступление не требует особого труда. Смерть детей кого угодно подвигнет на гневные слова. Но в дальнейшем я рассчитываю заняться куда более трудным делом: я буду задавать серьезные вопросы и предлагать столь же серьезные ответы. Иначе нет смысла заниматься политикой. — Крис расправил плечи. — Я надеюсь быть услышанным. А если меня и не услышат, по крайней мере, я знаю, что уже не буду чувствовать себя хуже, чем сегодня утром. Спасибо.
Он сел. Спустя мгновение Терри вдруг увидела, что зал аплодирует стоя, сверху волнами накатывались овации.
Через час они возвращались домой. Терри сидела за рулем и казалась задумчивой.
— Ты молодец, — произнесла она, прервав затянувшееся молчание. — Больше чем молодец. Я слышала, вокруг говорили, что ты можешь выиграть, даже невзирая на происки Джеймса Коулта.
— Я просто подумал об этих несчастных родителях, — сказал Крис, отрывая взгляд от окна. — Знаешь, чего я хочу? Заняться чем-нибудь с детьми.
Но дома их встретила тишина. Прислушиваясь, они посмотрели друг на друга; Терри подумала, что в них сработал
— Наверное, пошли в парк, — предположил Крис. — Видимо, Карло надоели куклы.
Терри улыбнулась. Сверху послышался приглушенный звук детского голоса.
Они поднялись в спальную комнату Криса. В ванной плескалась вода.
В огромной ванне барахталась Елена в окружении игрушечных человечков. Карло, сидя на полу у стены, наблюдал за девочкой и слушал приемник — передавали футбол.
— Я принимаю ванну, — радостно объявила она, — с Карло и моими друзьями.
— Это я вижу, — промолвила Тереза.
Карло сдвинул на затылок кепку и объявил:
— Она сказала, что хочет залезть в ванну. Даже от мороженого отказалась. Она купается, когда одна дома? Я толком не помню, как это было в мои пять лет.
— Я пригляжу за ней, — ответила Терри и обратилась к Елене: — Тебе нравится эта ванна?
— Да, огромная.
В подтверждение своих слов девочка изогнулась, раскинула руки и вытянулась во всю длину. Терри вздрогнула, шокированная этой позой, которая не очень вязалась с возрастом дочери.
— Я остаюсь здесь с Карло, — заявила та.
Как это часто случалось в последнее время, в голосе Елены слышался некий вызов, желание казаться самой себе взрослой. Терри повернулась к Карло и с улыбкой сказала:
— Я сменю тебя. Думаю, на сегодня с тебя довольно.
Карло с облегчением вздохнул.
— Пойду схожу к Кэти. Ничего? — спросил он отца.
— Валяй.
Провожая Карло, Крис рассказал ему о своем выступлении. Елена сверху наблюдала за ними. Остаток дня она была угрюма и замкнута.
Терри объяснила это ее привязанностью к Карло. А через две недели, в пятницу, Терезе на работу позвонила Лесли Уорнер.
— Мне не хотелось бы беспокоить вас, — сказала она. — Но боюсь, у Елены проблемы в школе.
— Я вас слушаю.
Уорнер смешалась, подыскивая слова:
— Елена очень… смущена происшедшим, и я вас прошу, когда будете говорить с ней, постарайтесь быть сдержаннее.
— Договорились. — Терри почувствовала раздражение. — Так о чем же я должна говорить с ней сдержанно?
— Это произошло на школьном дворе, где стоят несколько контейнеров для мусора. Иногда дети прячутся там. Сегодня Елену нашли за этими контейнерами с мальчиком, его зовут Мэттью. Она сняла трусики и показывала ему свои гениталии.
Терри обмерла.
— Что она говорила при этом?
— Ничего. — Уорнер снова запнулась. — Со слов Мэттью, она попросила посмотреть на нее.
— Что, по-вашему, мне следует предпринять?
— Думаю, ничего. В таком возрасте проявляется много подавленных желаний. — Учительница говорила теперь слегка покровительственно. — К тому же этот развод. Дети перевозбуждаются из-за подобных вещей. Новые связи и прочее…
Фраза повисла в воздухе. Терри поняла, что Лесли уже разговаривала с Рики.
— Вы уже сообщили Елениному отцу? — спросила она, стараясь не выдать волнения. Ей показалось, что вопрос застал Уорнер врасплох.
— В общем, да, — промямлила учительница. — Я знаю, что Елена живет с отцом. Но он сказал, что сегодня девочка останется у вас.
— Да, это так. Спасибо за звонок, — сказала Тереза и повесила трубку.
Она хотела найти Криса, но тот был в суде. Остаток дня у нее все валилось из рук, она думала о том, что скажет Елене.