Глазами, полными любви
Шрифт:
Участие в общественной жизни класса предполагало и другие занятия. Натку, например, вместе с двумя девочками – Людой Кайгородцевой и Томой Головановой, ставших впоследствии ее подружками, выбрали в санитарную комиссию класса. По уровню полномочий это было, пожалуй, круче, нежели командовать «звездочкой»! Командирство предполагало некие абстрактные деяния, а перед санитарками ставились вполне конкретные боевые задачи. Им вменялось в обязанность не только поливать цветы в классе, следить за влажностью тряпки у доски, но и главное – инспектировать одноклассников на предмет чистоты рук, ушей и воротничков.
Украшенные
Одноклассницы поддавались осмотру безропотно. Они доверчиво протягивали ладошки, пригибали головы, позволяя убедиться в чистоте воротничков. Да и отчего бы им вставать в оппозицию? Случаи нарушения гигиены у них были довольно редки. Иное дело мальчишки. С чистотой воротничков дела у них, как правило, обстояли неважно, а о состоянии рук и вовсе говорить не приходилось. Поэтому на законное требование показать корявые грабли, изукрашенные цыпками, пацаны отвечали гордым отказом или бросались врассыпную. Блюстительницам чистоты оставалось только докладывать классной руководительнице сводки с фронта: «У Панкратова уши грязные! Федотов отказался руки показать!»
Через несколько месяцев эта (не самая умная) школьная затея сама по себе сошла на нет. Санитарной комиссии надоело гоняться за одноклассниками, получать тычки да щипки, постоянно ябедничать учительнице. Кроме того, в Наткиной санитарной сумке однажды пролилась зеленка, которую не представлялось возможным отстирать. Вате и бинтам вообще ни разу не нашлось применения. Когда санитарки перестали ежедневно докладывать Ирине Александровне о выходках противных мальчишек, та, похоже, изрядно обрадовалась, только просила не забывать поливать цветы. Ну, это было куда проще!
В тот раз Наташа, пожалуй, впервые поняла: любое дело гораздо легче сделать самому, чем заставлять других. Так ее лидерские задатки зачахли на корню, не успев проклюнуться, как следует.
* * *
Серьезным испытанием для бедной первоклассницы стало чистописание. Страницу за страницей почти ежедневно приходилось заполнять нескончаемыми рядами палочек, черточек, колышков, кружочков и прочих элементов, которым впоследствии предстояло стать буквами, а затем словами. Часть закорючек разрешалось выполнять простым карандашом – особой сноровки здесь не требовалось. Иное дело, когда в игру вступали чернила. Тут приходилось держать ухо востро. Противное перо карябало бумагу, нещадно извергало чернильные брызги на кривоватые строчки, а то и вовсе не скупилось на кляксы.
Свою годовую четверку по чистописанию первоклашка выстрадала, потратив немереное количество родительских нервов и часов на переписывание из черновиков в тетрадь. Неизвестно, стоила ли овчинка выделки, но почерк у Натальи выработался вполне приличный. Правда, позже, в студенческие годы, когда приходилось с ходу конспектировать лекции, он изрядно обезобразился. И все же польза от чистописания была несомненной: оно помогло сформироваться усидчивости, терпению, выручавшим в последующей жизни много-много раз.
Некоторые сложные школьные предметы впоследствии Натка вполне сносно освоила «задом» – то есть тупой зубрежкой. Не действовал этот навык лишь в отношении математики, где кроме запоминания требовались еще сообразительность, умение оперировать абстрактными понятиями. Сколько же слез было пролито над всеми этими окаянными иксами и игреками, сколько часов потрачено над размышлениями «сколько вытечет портвейна из открытого бассена»! Поезда, вышедшие из пункта А в пункт Б, землекопы с лопатами, продавцы, отмеряющие метры ткани – вся эта тарабарщина порой снилась ребенку в кошмарных снах, заставляя просыпаться среди ночи с колотящимся сердцем. Когда в старших классах Нтака начинала комплексовать по поводу «неврубания» в тонкости математических наук, ее многомудрая матушка говорила:
– Сдай ты хоть кое-как эту несчастную математику. Потом она тебе никогда в жизни не пригодится, кроме четырех арифметических действий!
Старшеклассница не очень-то верила, но, к ее удивлению, впоследствии так оно и оказалось. Кстати сказать, даже простые арифметические действия Наталья Алексеевна всю свою дальнейшую жизнь совершала далеко не безупречно. Бог миловал, в серьезные переделки из-за этого попадать не пришлось. Для продавцов подобные ей «считальщицы» – настоящий подарок. Благодаря им работники торговли уносят домой в клювиках, как говорил Райкин: «на свой кусок хлеба твой кусок масла». Однако в наши дни считать научились, кажется, все. Жизнь заставила.
Неприятности с чистописанием и арифметикой вполне искупало горячо любимое чтение. Выходя к доске, Натка бегло скользила глазами по строчкам букваря, потом складно пересказывала содержание прочитанного. Девочка не просто много читала. Она обожала домысливать истории, переиначивая их по-своему. Когда на улице собиралась ребятня из окрестных домов, стоило ей появиться, сразу начиналось:
– Натка, расскажи сказку!
Упрашивать долго не приходилось. Плести словесные кружева выдумщица могла до тех пор, пока у бедных слушателей не иссякало терпение. Нередко она соединяла несколько сюжетов в один, и тогда Кот в сапогах свободно парил в небе на ковре-самолете, а Красная Шапочка отважно сражалась не с волком, а со злющим Бармалеем. Было от чего разинуть рот…
Ее школьный класс особой сплоченностью не отличался. Ребята дружили улицами, на которых проживали. Поэтому у Натки в подругах имелось всего две девочки. Одна, серьезная и обстоятельная Тома Голованова жила далеко, девочки общались только в школе. Дом второй подруги, миловидной круглолицей Людки Кайгородцевой находился неподалеку от директорского. Дружить с ней было проще простого. Маленькая, как пуговка, первоклассница отличалась пронырливостью и не по-детски недоброй сообразительностью. Она могла втихушку устроить какую-нибудь провокацию, а потом злорадно хихикать над угодившейся в ее сети жертвой.
К чести Натки, рассеянной и витающей в облаках, проделки подружки она не замечала. С Людкой так здорово было обшаривать улицы и проулки в поисках цветных стеклышек от разбитой посуды! По весне, когда снег сходил с дорог и мусорных куч, всегда увеличивался шанс отыскать что-нибудь интересное. Найденные осколки фарфоровых тарелок, чайных чашек и вазочек становились для девочек настоящими сокровищами. Они внимательно рассматривали «коллекции» друг друга, обмениваясь наиболее ценными экземплярами, игравшими роль кукольной посуды.