Глазами, полными любви
Шрифт:
– Наташа решает примеры правильно, но кто ее научил составлять пропорции? В школе мы еще такого не проходили.
– С ней дома Алексей Михайлович занимается, – извиняющимся тоном объясняла учительница биологии.
– Замечательно! Только передайте ему, пожалуйста, чтобы он вперед школьной программы не забегал, а то запутает у девочки все в мозгах.
Осталось неясным, что именно было «замечательно», но только запутывать у девочки было нечего. В отделе мозга, отвечающем за абстрактные вычисления, у нее находилось все что угодно – вата, опилки, песок, только не серое вещество, ведающее процессами сложения, вычитания, умножения вкупе с прочими вычислениями. Данная особенность организма обнаружилась уже с первых шагов школьного обучения Натки.
– К пяти прибавить девять, сколько
– Двенадцать! – наугад выпаливала первоклассница.
– Ты кумекалкой-то раскинь, подумай внимательно.
– Пятнадцать, – торопливо поправлялась ученица.
Бабушка закипала, дивясь внучкиной бестолковости, отвешивала ей подзатыльник, потом приказывала тащить счетные палочки. На краешке кухонного стола, между тарелкой с картофельными очистками и вилком капусты, старая и малая начинали методично раскладывать тоненькие, как спички, пластиковые брусочки. Пересчитав их раза на три, внучка не без удивления узнавала, что сумма девяти палочек и пяти равняется четырнадцати, и записывала правильный ответ в тетрадь.
Почему так происходило? Бог знает! Верно, с момента Наткиного рождения он заточил ее мыслящий аппарат на нечто иное, нежели цифровая абракадабра. «Просто, – как пелось в одной песне, – я такое дерево». Значительно позже, уже во второй половине жизни прочитала однажды Наталья Алексеевна цитату: «Если вы будете судить рыбу по ее способности взбираться на дерево, она проживет всю жизнь, считая себя дурой». Автором цитаты являлся не кто иной, как Альберт Энштейн. А Натка так и считала себя дурой до тех пор, пока окончательно не стряхнула со своих плеч вериги математического мученичества. (Кстати сказать, всякого рода иных комплексов с избытком хватило ей и на последующие годы жизни, но это уже иная история.)
Забегавшей между уроками на обед Зое Максимовне бабушка жаловалась:
– Наташка меня точно когда-нибудь с ума сведет! Чого же она у нас такая тупая? С виду-то вроде бы нормальная.
Матушка отвечала нечто невразумительно-нейтральное, быстро проглатывала обед и спешила прилечь хотя бы на пятнадцать минут, чтобы с новыми силами встать к классной доске. Когда вместо бабушки проверять уроки дочери приходилось ей, сцена, нередко сопровождаемая рыданиями, повторялась. Только вместо подзатыльников Натке приходилось выслушивать нотации на тему невнимательности, рассеянности и нежелания думать.
А она желала! Но не умела. Не получалось…
…«Эх, – думала под перестук вагонных колес Наталья Алекс е евна, потирая затекшую от долгого лежания на твердой полке п о ясницу, – если бы кто-нибудь смог внушить мне тогда в детстве, что не стоит обычный школьный предмет ни слез, ни переживаний. Насколько радостнее, веселее могли бы решаться многие пробл е мы, преодолеваться трудности. А ведь это происходило в сравн и тельно «травоядный» период истории страны. Что уж говорить про сегодняшних школьников, которых ведут на сдачу ЕГЭ, как в к а меру пыток. Во всяком случае, в годы моей учебы не приходилось слышать, чтобы кто-то, не сдавший выпускных экзаменов, выбр а сывался из окна или лишал себя жизни иным способом. "Но сурово брови мы насупим" – это коренится в самой глубине, основе нашего российского менталитета. Каких только глупостей, гнусностей и гадостей ни делает наше народонаселение с этими самыми насу п ленными бровями!»…
Во всем остальном, окромя ненавистного предмета, Натка являлась абсолютно нормальным ребенком, разве что менее резвым и более рассеянным. Зато любопытством и жаждой к познанию мира природа ее не обделила. Это самое любопытство не раз играло с девочкой злые шутки. Из интереса, например, она неоднократно лизала на морозе металлические предметы, до крови обдирая язык. Из интереса согласилась однажды откусить кусочек невероятно жгучего красного перца, которым ее «любезно» угостил один из одноклассников.
Случилось это осенью, когда Натка училась во втором или третьем классе. Едва дотронувшись губами до маняще алой поверхности коварного овоща, предусмотрительно распластанного на две половинки, она мгновенно взвыла от неожиданных ощущений. В рот будто бы плеснули крутого кипятку. Из глаз фонтаном брызнули слезы. С оглушительным ревом, то и дело вытирая язык рукавом школьной формы, ученица во весь опор рванула до дома. Там опрометью кинулась к умывальнику. На ощупь нашарив мыло, она принялась рьяно тереть язык и губы. Через мгновение изо рта повалила мыльная пена. Ошалевший от всего происходящего ребенок волчком крутился по кухне.
Вошедшая с улицы и увидевшая все это безобразие бабушка едва не лишилась дара речи. Выяснив не без труда, какая беда стряслась с внучкой, она пошла в кладовку и вернулась оттуда с литровой банкой молока. Внучка мгновенно выдула его почти полностью. Прохладная мягкая жидкость несколько смягчила огонь, полыхавший во рту. Большая тарелка жареной картошки довершила остальное. В слезах, всхлипываниях бедолага забралась в постель и, отходя от всего пережитого, крепко уснула среди бела дня.
…Только став взрослой, Наталья Алексеевна поняла, насколько фальшивыми, лицемерными являются слова взрослых о безоблачн о сти детского существования. Д у мается, каждый ребенок получил свою порцию мучений, унижений и неприятностей. Пол о жа руку на сердце, много ли найдется чудаков, желающих добровольно ве р нуться в «счастливую пору» детства? Детские годы – не столько период веселых игр и забав, сколько время безусловной и безогов о рочной покорности воле взрослых (не всегда разумной, надо пр и знать), пора непрерывного преодоления всевозможных трудностей. «Школьные годы чудесные» – кого и как в них только ни гноб и ли!..
В период детства, отрочества, ранней юности всякого рода происшествия, неприятности и бестолковости случались с глупой, доверчивой школьницей регулярно. Натка тонула в речке, падала с лошади, ее два раза кусала собака. На физкультуре она сильно ушиблась, сорвавшись с брусьев, а однажды на той же «физре» ей случайно засветили по лбу метательной гранатой – с такой силой, что девочка на несколько минут потеряла сознание. Из рассеченного лба струйкой текла кровь. Домой Натка вернулась, подобно герою гражданской войны, с наспех перемотанной бинтами головой. Хорошо еще, бабушка к тому времени у них уже не жила. Иначе ей сделалось бы плохо от вида покалеченной горячо любимой внучки.
Самая ранняя история из цикла «что такое не везет» приключилась с бедной девочкой еще до переезда семьи в степной совхоз. Во время проживания в забытой Богом Усть-Ламенке, где сестры передвигались свободно и беспрепятственно, забредая куда глаза глядят, однажды старшую занесло в местный магазин.
Усть-ламенский сельмаг представлял собой довольно любопытное зрелище. Относительно небольшое помещение заполняли товары самого разного назначения. С рядами буханок хлеба на деревянных полках соседствовали разноцветные тюки пестрого ситца. Мешочки с дешевыми конфетами перемежались кирзовыми сапогами, резиновыми калошами и тому подобным добром, необходимым в сельской жизни. В магазине пахло селедкой, керосином, кожей и множеством других мало совместимых друг с другом запахов.