Глубокая зона
Шрифт:
Ее мозг мгновенно выполнил расчет. Кто бы ни вел огонь, он мог быть так же опасен, как человек по имени Катан. А мог быть и ее союзником. По крайней мере, это не исключено. С Катаном же все однозначно.
Халли резко развернулась, обхватила Катана «медвежьим объятием», прижав его руки к бокам, потянула назад, и Катан накренился как гигантский столб, сперва медленно, затем быстрее, ускоряясь к сеноту. Оказавшись в воде, она крепко обвила ногами его пояс, а перед тем, как уйти под воду, сделала глубокий вдох.
Катан сразу выпустил из рук ружье, но от веса снаряжения и бронезащиты они оба якорем пошли вниз. Халли крепко держала противника руками и ногами. Если отпустить, он тут же сбросит лишнее и всплывет. Она сцепила лодыжки и уперлась пятками ему в пах. Сжала правой рукой левое запястье, а левой – правое. Двойной захват удваивал силу удержания. В обнимку, как любовники, они медленно погружались, и чем глубже, тем меньше становилась плавучесть благодаря весу оружия и их тел. Тем быстрее они шли ко дну.
За две секунды они опустились на двадцать футов. Катан яростно боролся, дергал ногами, пытался разжать захват. Затем им овладела паника, он стал извиваться, чтобы вырваться.
На глубине тридцати футов ему удалось схватить Халли за волосы, но они были короткими и очень тонкими, к тому же скользкими от воды и грязи. Тогда он полез ей в лицо, пытаясь выцарапать глаза, однако она крепко прижалась глазами к его плечу. На глубине в сорок футов она услышала два хлопка – у Катана лопнули барабанные перепонки. Халли знала: при этом возникает ощущение, что с обеих сторон в череп вогнали пешни. Он открыл рот в безмолвном крике, замотал головой, пытаясь избавиться от мучений.
Еще десять футов вниз, и он задергался в судорогах, гигантское тело вело войну с самим собой. В крови рос уровень углекислого газа, а диафрагма и дыхательная мускулатура усиленно пытались глотнуть воздуха. Рот и горло, контролируемые нервной системой – которая понимает, что вдохнуть значит умереть, – боролись с этими попытками.
Несколько секунд спустя углекислый газ выиграл битву, расцепил выключатель в мозгу, и рефлекс, изобретенный природой для сохранения жизни, эту жизнь забрал. Тело гиганта скрутило в бешеной судороге, голова откинулась, рот раскрылся, и вода хлынула в легкие, словно обжигая их кислотой.
Перед глазами у Халли помутнело. Она оттолкнула его, он перевернулся лицом к ней. В прозрачной воде сенота даже на такой глубине было светло. Без маски все казалось расплывчатым, нечетким, но на мгновение их лица очутились так близко друг к другу, что она увидела его глаза. В них на секунду мелькнула жизнь – полный страданий и ужаса взгляд человека, как в ночном кошмаре, от которого никогда не проснуться. Он вновь опрокинулся и скрылся из виду, осев на дно.
Халли посмотрела вверх. Маленький серебряный круг сиял над головой, как полная луна в темном небе. Руки и ноги казались легкими и бесполезными, будто крылья без оперения. Боли не было, и лишь какие-то смутные обрывки воспоминаний подсказывали: это плохо. В детстве летними ночами Халли стояла на пастбище среди щиплющих траву лошадей и тянулась к звездам кончиками пальцев. Сейчас она видела, как появляются звезды – все больше и больше крохотных искорок, мерцающих на темном фоне. Она тянула пальцы, пытаясь в последний раз достать эти звезды.
44
Эвви Флеммер проснулась с крепко сжатыми кулаками и села в постели, дыша очень осторожно в ожидании приступа рвоты. Mal de mer [45] – так называл эту болезнь стюард, сочувственно цокая языком. Жуткая тошнота превратила каждую минуту новой жизни в кошмар. Флеммер ни разу не доводилось выходить в океан, и никто ее не предупредил, что морская болезнь может оказаться проблемой даже на суперъяхте с необычным названием «Лебенс Лебен». Они отчалили от мыса Мэй ночью – в это время не видно горизонта, который помогает успокоиться, – и уже через час она начала блевать. Стюард принес какие-то синие пилюли, однако они ничуть не снимали тошноту, зато навевали такую дремоту, что едва шевелился язык, и она перестала их принимать. Флеммер сообщили, что на яхте готовит шеф-повар, переманенный из «La Tour d’Argent», самого знаменитого ресторана Франции, но она не могла впихнуть в себя ничего более существенного, чем некрепкий чай и куриный бульон.
45
Морская болезнь (фр.).
Сейчас Эвви Флеммер сидела в кровати, глубоко дышала и боялась пошевелиться, а под ней медленно раскачивалось судно, как огромное потягивающееся со сна чудовище. Она не отрывала взгляда от точки на дальней стене каюты, оформленной красным и золотым – цветами океанского заката. Как-то раз ночью Эвви открыла глаза и поразилась скоплению блесток и искр, лунному свету, проникающему сквозь иллюминаторы и отражающемуся в зеркалах и позолоте богатой отделки. Теперь она дышала и ждала, и через несколько минут поняла, что желудок восстановился. Не до конца, но все же.
На минуту она задумалась о том, который теперь может быть час, потом быстро отогнала эту мысль. Время больше не имеет значения.
Эвви встала, внимательно изучила полдюжины нарядов, приготовленных для нее на борту, и выбрала белые льняные брюки и блузку бордового цвета, идеально севшие на фигуру. Начала было надевать изящные золотые сандалии, но решила остаться босой. Обувь больше не потребуется. Многие вещи больше не потребуются.
В дверь тихо постучали.
– Да?
Стюард – сегодня другой – сделал почтительный шаг в каюту. Он был строен и темнокож, в черных брюках, белой накрахмаленной сорочке с черными запонками, белом жилете. Черные волосы гладко зачесаны назад, словно кто-то провел кистью с краской по его голове.
– Не желает ли мадемуазель выпить кофе и позавтракать? – Хотя акцент был французский, цвет и грубые черты лица говорили о другой национальности: пожалуй, алжирец или египтянин.
От мысли о кофе желудок вспучило, и Эвви быстро покачала головой. Чтобы научиться без смущения разговаривать с прислугой, нужно время, однако этот человек явно ждал от нее надменности, и другая манера держаться привела бы его в замешательство. Эвви понимала, что люди по-настоящему благородных кровей в общении со слугами никогда не проявят ни высокомерия, ни фамильярности. Скорее будут держаться беспристрастно, но твердо. Поэтому она произнесла тоном, каким в ее родной Оклахоме разговаривают с лошадьми:
– Пожалуй, я позавтракаю. Какая сегодня погода?
– Погода прекрасная, особенно для марта. Облаков немного, яркое солнце, легкий бриз с запада.
– Тогда я буду завтракать на прогулочной палубе.
– Отлично. Что мадемуазель предпочтет к завтраку?
Флеммер едва не спросила, а что у них есть, но вовремя опомнилась. Больше ей не нужно беспокоиться о выборе. Я могу есть все, что ни пожелаю. Что бы ни взбрело мне в голову.
– Свежевыжатый сок красных апельсинов. Два свежеиспеченных круассана. Несоленое сливочное масло. Клубника с шампанским. Швейцарский шоколад. И чай с бергамотом.