Глубокий рейд
Шрифт:
Туман окончательно рассеялся. С наблюдательного пункта Чалдонову были ясно видны очертания деревенских построек с серыми крышами.
Танки подошли к окраине деревни и остановились, потом начали разворачиваться для второй атаки. Но в это самое время слева от эскадрона дружно ударили пушки. Голоса их были звонкие, родные. Чалдонов сразу понял, что заговорили наши сорокапятимиллиметровые. Стреляли беглым огнем, сразу из четырех орудий. Один танк дрогнул и остановился, выпустив черную полосу дыма.
Видя замешательство немецких танков, начавших отходить к деревне,
Опушка леса, где укрылся Алексей Гордиенков, находилась примерно на расстоянии двухсот метров от сараев.
Более двух часов Алексей следил за поведением гитлеровцев. Вели они себя на редкость беспокойно. Почти каждые пять минут сигналили зелеными ракетами, палили напропалую из пулеметов.
Гордиенков приказал Шаповаленко, Салазкину и Воробьеву подползти поближе и посмотреть, нет ли где свободного прохода.
Вскоре вернулся Торба с запиской от командира полка и привел с собой Биктяшева.
– Как тут дела, Алеша?
– Хафиз опустился на землю рядом с Гордиенковым.
– Тише... У тебя какая задача?
– не отвечая на вопрос, спросил Алексей.
– Атаковать!
– коротко ответил Хафиз.
Гордиенкову хотелось прочитать записку Осипова, но фонаря ни у кого не оказалось. Торба передал содержание записки на словах, но частью забыл, частью перепутал.
– Майор казав, шоб связаться вот с ними.
– Торба показал на Биктяшева.
– Зачем же мне с ним связываться, когда он здесь?
– спросил Алексей.
Захар помолчал. Подумав, продолжал:
– А нам не шуметь, пока не будут кинуты две ракеты...
– Кто должен сигналить?
– Зараз я не могу сказать, - смущенно ответил Торба. Он не понял, кто должен бросить ракеты, а переспросить не догадался.
– Ты что же, друг милый, приказание не повторил?
– спросил Гордиенков. Торба молчал. Не видя выражения лица Алексея, Торба думал, что тот смотрит на него в темноте злыми глазами.
Выручил Биктяшев.
– Я должен бросать ракеты. В чем дело, Алеша?
– Ты?
– недоверчиво переспросил Алексей.
– Конечно, я... два штук!
– невозмутимо отвечал Хафиз.
Алексей сердито сплюнул и шепотом проговорил:
– Все равно надо записку прочитать! Ты тоже путаник хороший...
Алексей встал, зашел в густые кусты и, истратив полкоробки спичек, записку все-таки прочитал.
Позвал Биктяшева.
– Тебе приказано совершать обходное движение и атаковать противника с запада.
– А я тебе что сказал?
– Да ты, Хафиз, и задачу-то хорошенько не уяснил. Тебе для этого надо пробраться в тыл противника.
– В тыл?
– удивленно спросил Хафиз.
– Обязательно. Иначе нельзя понимать задачу. Если пойдешь в лоб, налетишь на станковые пулеметы, и от твоих двух взводов одни копыта останутся...
– Подумав, Алексей добавил: - Я с разведчиками проберусь первым, а ты за мной.
– Почему, Алеша, ты первый? Я имею свою задачу, а ты свою. Понятно?
Еще в детстве, когда затевалась какая-либо игра, Хафиз никогда сразу не соглашался с планами Алешки, обязательно вносил какое-нибудь изменение. Так и теперь он начал настойчиво возражать. На доводы Алексея, что он лучше знает обстановку, Биктяшев отвечал:
– У меня тоже все записано на карте. Я имею приказание командира полка самостоятельно... Понятно?
Подавляя раздражение, Алексей спросил:
– Как же все-таки ты решил действовать?
– Иду тихо, как волк, без всякой стрельбы... Неожиданно пускаю две ракеты, сразу прыгаю в траншей, беру за горло, всех рубить, душить, колоть! Понятно?
– Ладно! Придут разведчики, выясним положение - и делай как знаешь.
– Это правильно, - согласился Хафиз.
Разведчики вернулись под утро. Сидя под елкой и склонив голову к коленям, Шаповаленко жадно глотал из пригоршни табачный дым и докладывал:
– На такие позиции, товарищ лейтенант, можно начихать и шагать дальше, а "языка" добыть - самый пустяк.
– Филипп Афанасьевич еще ниже опустил голову и чихнул.
– Щоб ты сказилась, окаянная, прилипнет такая к носу оказия, як будто кто там соломинкой ковыряет...
– С ним ходить в разведку невозможно!
– возмущенно прошептал Салазкии.
– Чихает, товарищ лейтенант, ну прямо как будто пуд табаку вынюхал! перебил Воробьев.
– Хоть бы нос пилоткой зажимал. Как чихнет - так ложись. Замучил!.. А немец стоит около сарая и в нашу сторону глядит. Ну, думаю, сейчас будет нам "апчхи". А другой у пулемета - ракеты прямо нам на голову кидает...
В темноте Алексей беззвучно смеется. Ему весело. Забыл и про больную ногу, ноющую под промокшей повязкой. Не терпелось пойти туда, откуда только что вернулись разведчики, эти бесстрашные, умные хлопцы. Молодцы! Облазили немецкую оборону, проверили все, как рачительные хозяева, лежали под носом у часового и вернулись целы и невредимы. Вывод был ясен: немцы успокоились и спят крепким, предутренним сном; бодрствуют только пулеметные посты и часовые. Надо действовать!..
– Пошли, хлопцы! Воробьев и Салазкин - вперед. Филипп Афанасьевич и Торба - сзади, в группе прикрытия. Только не чихать!..
– Повернувшись к Биктяшеву, Алексей тихо спросил: - Ты, Хафиз, ракетницу мне дашь?
– Не дожидаясь ответа, решительно сказал: - Сигналить буду я! С южной стороны открою по сараю огонь. Они начнут выбегать, ну а ты уж тут не зевай...
– Нет, не согласен!..
Алексей не дал ему договорить.
В темноте нащупал рукой пряжку командирского ремня Биктяшева. Под ней оказалась ракетница. Держась за ее рукоятку, Алексей тихо сказал:
– Не дури, Хафиз! Драться будем вместе.
– Выдернул из-за пояса у Биктяшева ракетницу. Круто повернувшись, пошел к разведчикам.
– Нужно будет, умрем вместе!
Ошеломленный Хафиз с минуту стоял не двигаясь. Потом догнал Алексея, с усмешкой прошептал:
– Нервный ты человек, Алеша! Возьми-ка еще два ракетных патрона... Да пулеметик прихватил бы ручной... Я даю, Алеша!..