Глубокий рейд
Шрифт:
Криворотько тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб и продолжал:
– Слышим - идут, бормочут по-своему. Немного - три человека вроде по голосам. На машине приехали, мотор гудит, а они слезли и идут. Буслов говорит: "Ты двух бей, а я одного схвачу". Так и решили. Ну, ждем, значит. Лежим. Слышу - собака: "гав! гав!.." Меня даже мороз по коже подрал...
– Да!..
– Чалдонов выразительно покачал головой. Он понимал, что значит встретить сторожевую собаку.
– "Уходим", - шепчу я ему, а он меня цап за шиворот: "Куда?"
–
– вставил все время молчавший Буслов.
– Пока он меня за воротник держал, - продолжал Криворотько, собака-то со всего маху на нас и налетела. Он стукнул ее прикладом, а немцы вот они, рядом... Орут! Мать честная! Я из автомата свалил одного, Буслов - другого, а этот бежит!
– Криворотько показал на пленного. Буслов догнал его и толкнул разок. Слышу - где-то рядом мотор во ржи тарахтит. Надо бы сматываться - так нет, Буслов гранаты взял и пополз. Слышу: трах! Это он танкетку прикончил. А я с этим рыжим вожусь. Гляжу Буслов бежит, а собака-то очухалась да опять на него. Ну, пристрелили ее, а уж уходить некуда: день. Так и сидели в лесочке, пока не услышали - наши "ура" кричат. Вот и все.
Поблагодарив разведчиков за службу, Чалдонов приказал Криворотько поставить станковые пулеметы на трофейные брички и двигаться вслед за эскадроном. Наскоро написал в штаб полка донесение и, протягивая Буслову, сказал:
– Передать лично командиру полка. И пленного отведешь. Ты схватил ты и веди.
Построив эскадрон, Чалдонов широкой рысью двинулся на Подвязье.
ГЛАВА 8
До командного пункта дивизии штаб Доватора вел Поворотиев. Лейтенант был утомлен до последнего предела, а отдохнуть, как приказал Лев Михайлович, он так и не успел.
По лесу ехали бодрым шагом, без особых предосторожностей.
В темноте, дробясь и перемешиваясь с конской поступью, цокали подковы, звякали привьюченные клинки, доносился сдержанный людской говор, мелькали вспышки украдкой зажженных цигарок. Узкая тропка, по которой двигался штаб, сворачивала то вправо, то влево, уходила все глубже в лес. Неожиданно Доватор наехал на круп стоявшего впереди коня. Сокол встревоженно остановился. Лев Михайлович разглядел в темноте силуэты всадников. Это были дозорные.
– В чем дело?
– спросил Доватор.
– Болото, товарищ полковник...
Доватор выехал вперед. Следом за ним - Карпенков. Увидев Поворотиева, Лев Михайлович спросил:
– Куда заехали, ваше степенство?
– Он сам не знает куда!
– сказал Карпенков.
– Тут тропинка должна быть!
– пробормотал Поворотиев. Он понял, что спутал ориентиры и заблудился. Вглядываясь в темный, мрачный лес, он передергивал поводья, мучил коня, мучил молчаливо стоявших в ожидании людей, а больше всего - самого себя. Не так страшна была яростная ругань Карпенкова, как молчание Доватора.
– Начальник штаба, ориентируйтесь, - сухо приказал Доватор.
Карпенков, проклиная все на свете, пригнувшись к передней луке, водил фонариком по развернутой карте. Но, казалось, легче было сосчитать на небе звезды, чем ориентироваться в кромешной тьме смоленского леса, с его сотнями тропок, дорожек и просек. Пришлось возвращаться обратно. На командный пункт штаба дивизии прибыли все же вовремя. Начинало светать.
Начальник штаба дивизии капитан Ковров, узкоплечий, с узким лицом, сидел у костра и сушил портянки.
Доватор подъехал к костру; не слезая с коня, спросил:
– Где комдив?
Капитан быстро вскочил, хотел было козырнуть, но в правой руке у него была портянка. Он стоял в одном сапоге, наброшенная на плечо бурка сползла на землю. На груди светился орден Красного Знамени. Блеснув сплошным рядом золотых зубов, капитан ответил:
– Комдив, товарищ полковник, на переднем крае.
– А что делается на переднем крае?
– постукивая стеком о шпору, спросил Доватор.
– Разрешите, товарищ полковник, чебот надеть!
– Капитан, улыбнувшись, показал на босую ногу.
– Надевайте.
Доватор переменил на седле посадку, глубже продвинул в стремена носки сапог. Взглянув на сапоги капитана, заметил, что они были все в грязи, а сам капитан был мокрый до пояса.
В стороне казаки копали большую квадратную яму, похожую на блиндаж. Повернув голову, Доватор спросил:
– Это что?
– Могилку роем, товарищ полковник, - ответил пожилой казак и, всадив лопату глубоко в землю, почтительно вытянулся.
Тут только Доватор увидел, что под елью на плащ-палатке лежит труп капитана Наумова.
Лев Михайлович опустил голову, отвернулся, точно вспомнил в ту минуту, что на войне за каждым ходит по пятам смерть.
Стрельба постепенно стихала, удаляясь; только на правом фланге изредка вспыхивала ожесточенная перестрелка, но вот и она резко оборвалась. Доватор знал, что там все еще безуспешно пыталась пробиться кавдивизия.
На небе разгоралась заря, но в тени густых деревьев было сумрачно и неприветно.
– С передовым отрядом нет связи более двух часов, - докладывал капитан Ковров.
– Рация молчит. Посланный на усиление полк Бойкова залег. Осипов сначала замешкался, а потом прорвался. На узком участке противник закрыл брешь. Надо полагать, полк Осипова окружен в отдельном лесочке, западнее Устья. Так говорят раненые. Головной отряд Бойкова немцы обстреляли в районе сараев...
Доватор понял, что обстановка неясная, запутанная, и приказал Карпенкову снять с правого фланга еще два полка и приготовиться к прорыву усиленной группой. Повернул коня и поехал в полк Бойкова.
Получив приказание Чалдонова, Буслов без особого труда разыскал прежний командный пункт, но там уже никого не было. Устало опустившись на пенек, Буслов вынул из кармана роскошный, с кружевами, кисет, закурил, раздумывая, куда ему теперь следует направиться. Немец, показывая руками на землю, что-то заговорил, поглядывая на Буслова.