Глубоководье
Шрифт:
Но лед даже не треснул, продолжая хранить убийственное молчание. Он был словно мертвец, но все же он был жив. Из меня получится неплохой ходячий труп, — подумал Келемвор, — стану как те зомби из каравана. При этой мысли он мрачно усмехнулся.
Но бессмертие было лучше того, что произошло с Миднайт и Адоном.
Забудь об этом, — сказал он себе. Мысли о прошлом несут с собой лишь уныние и печаль. Сначала выберись отсюда, а потом уже будешь и думать.
Но прогнать нахлынувшие чувства было не так легко, как могло показаться на первый взгляд. Если бы
«Хватит!» — крикнул он, надеясь вывести себя из охватившего его оцепенения.
Ворон каркнул, словно призывая Келемвора покончить со своим бренным существованием в этом подлунном мире.
«Тогда принеси кинжал или хотя бы камень», — пробормотал воин птице. «Не могу же я убить себя голыми руками».
Птица свесила голову набок, почистила перышки и наградила Келемвора неодобрительным взглядом.
Келемвор протянул руку и схватил ближайший к нему обломок древесины. Ворон приготовился вспорхнуть с ветки, но в намерения воина совсем не входило нападать на птицу. Взяв ветку словно дубину, Келемвор обернулся так далеко вправо, как только мог и грохнул деревяшкой по льду.
Над озером разнесся громкий треск, эхом отразившийся от утеса возвышающегося на противоположном берегу. Келемвор попытался пошевелить ногой, но она не поддавалась. Он снова занес палку и ударил еще раз. Над покрытым льдом озером разнесся еще один громкий треск. Деревянная дубинка переломилась надвое и один из обломков, скользнув по льду, отлетел в сторону, оставив воина с двухфутовой палкой в руках.
Ворон несколько раз протяжно каркнул и соскочил с дерева. Опустившись на берег, чуть в отдалении от Келемвора, он каркнул еще раз.
Келемвор подумал о том, чтобы запустить палкой в птицу, но внезапно ему в голову пришла совсем иная мысль. Сломанная ветка была слишком ненадежна, но это все что у него было. Вместо того, чтобы тратить свои силы на воина, он перехватил палку как кинжал и ударил ее острым концом лед.
Он бил раз за разом, пытаясь двигаться в едином ритме. Наконец Келемвор остановился, чтобы посмотреть на результаты своих усилий. Один конец палки вконец измочалился, рука пульсировала от приложенных усилий, но остальные части тела почти не согрелись.
В черном льду образовалась совсем крошечная ямка. Замерзшая вода была гораздо прочнее дерева усилия воина разбить ее оказались тщетными. Если он хотел пробить себе путь к свободе, ему было необходимо что-то более прочное нежели дерево или сам лед.
Он вспомнил о кремне и огниве, что хранил в сумочке на шее, но тут же отбросил эту идею; это были лишь небольшие обломки, которыми он пользовался, чтобы разводить костры на привалах. Из них могли бы получиться неплохие наконечники, если бы только он смог привязать их к концу палки, но сделать это было нечем. К тому же, если они отлетят в сторону, то будут для него потеряны, а этого допустить он не мог. Если он все же погибнет,
Келемвор вновь обратил свой взор к береговой линии. С помощью обломка палки он мог дотянуться до других предметов. К несчастью, на побережье ничего не было, кроме других палок и птицы. К Келемвору начало подкрадываться отчаяние, он осознавал, что не сможет спасти себя, что лед был слишком прочным и толстым. Он умрет, как и другие…
Не думай о них, — сказал он самому себе. Мысли о них деморализуют тебя, заставляют желать смерти.
А Келемвор хотел жить. Это было странно, но он определенно хотел жить.
Ворон подскакал так близко, что воин при желании вполне мог дотянуться до него. Птица словно не замечала Келемвора, хотя сказать наверняка куда был направлен взгляд ее черных глаз-пуговок, было достаточно сложно. Возможно ворон испытывал воина, пытался понять сколь долго он еще сможет продержаться, пока смерть не заключит его в свои объятья.
«Я бы на твоем месте не торопился», — раздосадовано рявкнул Келемвор.
Ворон склонил голову набок распахнув клюв, зашипел. Келемвору мгновенно представилось как этот клюв клюет его в глаза, как острые когти впиваются в его уши и нос. Это этих мыслей его пробрала дрожь.
Внезапно ему в голову пришла мысль, рожденная не здравым разумом, но отчаянием, которое наступало с приближением ледяной смерти. Он поскреб лед своими ногтями и заметил, что ему удалось оставить на нем небольшую царапину. Разумеется он понимал, что если он будет прокладывать путь к свободе своими ногтями в том состоянии, в котором он находился сейчас, то он будет мертв задолго до того, как вырвется из ледяного плена.
Но когти ворона были гораздо острее его ногтей, а клюв был и того лучше.
Словно читая его мысли, ворон настороженно посмотрел на Келемвора.
«Что-то меня тянет в сон», — произнес Келемвор, стараясь, чтобы его слова звучали как можно более разборчиво. Ему почему-то казалось, что если он произнесет не совсем четко, ворон может его не понять.
Разумеется птица осталась равнодушной, словно вовсе не поняв его речи.
Келемвор опустил голову на руки, оставив между веками небольшую щелочку, так чтобы было можно наблюдать за птицей. Мышцы приятно расслабились и он почувствовал, что ему наконец удалось согреться. Его неумолимо клонило в сон и воспоминания о долгой борьбе с течением в итоге взяли свое. Воин сомкнул оба глаза.
Десять минут спустя ворон решил обследовать неподвижное тело человека. Взмыв в воздух, птица дважды приближалась, проносясь над телом Келемвора. Наконец она опустилась в футе от головы Келемвора и посмотрела прямо ему в лицо. Глаза человека были плотно закрыты, а дыхание было столь неглубоким, что различить его было почти невозможно.
Ворон подскакал вперед и клюнул воина в нос. Когда Келемвор не шелохнулся, ворон клюнул вновь, на сей раз в его клюве остался небольшой кусочек плоти.