Глухарь в белом оперении
Шрифт:
Лосиха:
– А у меня тоже по первому снежку случай был. Потревожили нас как-то с сынулей недалеко отсюда. Рванули мы к горе Каменной. А там дорога. Пришлось остановиться на сутки-другие. Кормежка вроде есть.
А тут чую, что-то не то. Дверка от машины хлопнула. Голоса вроде. Дымом сигаретным запахло. И вдруг сильный голос. Хоп, хоп! Поняла я – за нами это!
Обратно нельзя – это точно, слева дорога. Ну и пришлось мне на «хоп-хоп» бежать. Тоже только и услышала – бах, бах. Через Сухой дол – и в ущелье. А на следующий день на Каменную. Ладно хоть сынок жив остался.
Молодой лось, сидевший рядом с лосихой, с аппетитом жевал апельсины.
Заяц:
– Ну, зимой меня сложно взять. Экипировочка у нас соответствующая. Следы свои так запутаем – лиса не разберет. Верно, рыжая? Беда вот по чернотропу поздней осенью: из-под фар бьют. Однажды совершил я геройский поступок. Отомстил за моих застреленных братьев. Вижу, ночью фары в Зоне покоя, где охота запрещена. Ну, держитесь, думаю. Присел. Как только осветили меня светом, я кинулся в сторону большого камня в траве и пробежал рядом с ним. Очень громкий удар услышал позади себя. Даже свет погас. До самого утра что-то там двуногие громко разговаривали. Потом ближе к вечеру туда трактор приезжал. После этого случая долго по Зоне покоя ночью никто не ездил…
Кабан:
– Летом на нас не очень охотятся. Ну а зимой – беда. Больно уж крепко спим под елками. Иной раз и не слышим, как браконьеры подходят. Если что, то по прямой километров пяток и в густой березняк – восьмерок там нарежем и спать снова. Не больно-то нас возьмешь. Да и клыки имеем.
Косуля:
– Мы, когда идем утром на лежку, следы, как зайцы, не путаем. Спим, в отличие от кабана, чутко и ложимся так, чтобы все видеть и слышать.
Однажды всю зиму почти жили на Комариной шишке возле деревни до марта. Да захотелось как-то водички попить. Спустились пару раз в ущелье, ну и показали свой след. Дня через два двуногий оказался на шишке. Мы – врассыпную. Снег глубокий. Думала, все, пропадем вместе с козлом нашим.
Пришлось старый способ применить, когда мы от волков спасались по насту. Помнишь, серый? Ползком да на коленях. И в елочки. Пока браконьер распознал, что эти рисунки на снегу – следы нашего пуза, мы уже далеко были. Ну, а летом, когда на соль идем, так же осторожничаем, как и лоси.
Волк с лисой как-то мало болтали – больше слушали да бананы трескали.
Показал я свои записки Льву. Он серьезно все просмотрел. И велел мне Зайца к себе пригласить. Наградил его пожизненным своим покровительством за геройский поступок и подробно все расспрашивал про тот случай в Зоне покоя. Себе кое-что записал в черный список. Мой отчет заставил переделать. Включил я туда номер уазика и фамилии браконьеров. Так, если что, в любой газете пропечатаем.
Потом Лев тепло попрощался со мной. Пригласил в саванну поохотиться на Слона и уехал куда-то дальше на север.
А я вот, бывает, перечитываю тот отчет Царю зверей. Пригодиться может. Люблю я иногда с ружьишком по лесу походить.
2013 г
Поездка за белым зайцем
Если поздней осенью среди охотничьего люда вдруг зайдет разговор о зайцах, то обязательно прозвучит вопрос: «Белый или нет?». Иногда отвечают: «Да нет еще, не весь, только верх да уши, низ-то серый». Значит, не ушла еще осень насовсем – растает снег, выпавший неожиданно. Плюсовая погода остановит наступление зимы еще на несколько дней. И даже в лесу, где неделю назад было по щиколотку белого покрывала, станет сумрачно и почти темно. Краски бабьего лета безнадежно погибнут, все покроется серовато-березовым оттенком. Листва опадет совсем, лес станет прозрачен. Даже хвойные не блеснут своей зеленью под октябрьским солнцем. В эти короткие дни ничто не ускользнет от взгляда охотника, тем более белый заяц, который, как ни крути, линяет неотвратимо полностью. Экипируется под снег. А он не выпадает. Жду это время года, как глухариный ток в апреле. Терпеливо наблюдаю таяние первого снега. И тогда ничто меня не удержит от охоты на белого зайца!
В который раз понимаю бесполезность своих планов пройтись по местам прошлогодних зимних следов. Жестко отбрасываю все сомненья, куда ехать. В Зигальгу! Только туда. Неповторимый хребет Южного Урала, где на вершинах снег уже лег неотвратимо до июля следующего года, а вот предгорье – настоящий охотничий рай! Бросаю все дела и планы. Нарушаю мыслимые и немыслимые законы цивилизации. Один или не один, с собакой или без нее – неважно. Собираю в спешке рюкзак и часто забываю взять с собой какую-нибудь нужную мелочь. Лишь бы не упустить те несколько последних бесснежных часов, что подарила нам старушка-осень. Прыгаю во внедорожник – и все. Я уже там, в Зигальге, несмотря на то, что добираться до нее еще около ста километров. Все дела, обязательства, заботы-хлопоты уже где-то далеко. Чувство свободы и предвкушение скорой встречи с хребтом наполняют всю мою сущность. Скоро, скоро он блеснет мне классическим очертанием своих вершин.
Зигальга – дивный по красоте хребет, тянущийся с севера на юг сорок километров. Хотя общеизвестно: некрасивых гор не бывает. Особенно таких древних и загадочных, как на Южном Урале.
Нургуш – птица, распластавшая свои крылья над озером. Иремель – старик Ерема, охранявший нагромождение скал. Яман-тау – черная недоступная вершина. Недоступна, потому что судьба не позволяет мне пока побывать на ней. Урал-тау – древняя цепь гор. Нары – плоская ягодница, Бихта – хороший вид, площадка для фотографов. Уреньга – красавица, ужас дальнобойщиков на М5. Таганай – подставка для луны. Я бы назвал ее – «луна, доступная туристам». Сука – рогатый скалистый гребень.
У каждого хребта есть много тайн и легенд. В моем рассказе все загадочные истории о горах просто не уместятся. Если говорить о происхождении названия Зигальга, то, вероятнее всего, икать его нужно в тюркских словах: зэнгэр – голубая скала, ийлга – высокогорное пастбище, джегэлге – снег на вершине… Но мне больше по душе история о башкирской девушке по имени Джигалга, замерзшей летом у одной из вершин хребта. Но это название самого хребта. А вот все местные названия звучат на русском. Например, перевалы: Прогон, Александровский, Мохнатый, Голодный. Или вершины: Шелом, Мерзлый, Поперечная. А уж о названиях деревень и говорить нечего. Верх-Катавка, Александровка, Екатериновка…
Так что обживали дикие места хребта русские. Кто они были? Христиане-раскольники, лихие люди, служивые… Чем занимались? Пожалуй, в одной деревне Александровке, возможно, хлебопашеством, а все остальные были не чем иным как обслуживанием пути в Оренбургские степи. Ямщину гоняли точно. А где ямщина, там возможны и истории, связанные с большой дорогой.
Слышал много чего. Про саткинского купца, разгрузившего свой товар где-то на перевале. Про пещеру на Зигальге, которую никто ни разу не видел, – якобы там жили раскольники. И даже космический аэродром для пришельцев! В несуразные байки сразу перестаешь верить, единожды побывав хотя бы на одной из вершин. Все страсти и мистические истории разбиваются о простую русскую поговорку: «Умный в гору не пойдет». Проще любую дорогу сделать вокруг горы, а не через нее. Ну, туристы или охотники – другое дело, но это все сейчас, в нашей современной жизни.
И еще. Однажды ночевал я в одной брошенной деревне и наткнулся в сарае на старинное деревянное корыто не корыто, лоток не лоток. Обычно такие используют, чтобы мыть золото в ручьях. Понял: неспроста народ тянулся к хребту! Есть чем было поживиться в его многочисленных ручьях и ущельях.
Лазил я как-то по молодости с ружьишком недалеко от Александровки. Решил чайку скипятить да от осеннего ветра укрыться в старом каменном дорожном карьере. Увидел под ногами случайно камешек необычного синего оттенка. Поднял. Камень с острыми углами, похожий на кусок пластмассы. Положил в карман. Потом как-то на рынке показал его торговцу камнями. «Вроде, пирит, спутник золота», – сказал тот. Долго я его носил в кармашке рюкзака, как талисман. Куда потом делся, хоть убей, не помню. Но это там, за хребтом, ближе к истокам рек Белой и Юрюзани. Об этой теме, может быть, потом расскажу подробно.