Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
Чуть свет опять началась суматошная работа, брань, окрики.
В полдень пришла Масуда, принесла горячего супа и свой старый чапан.
— Покушай, соседка, а чапан носи на здоровье. Зимой в твоём камзоле замёрзнешь.
— Ой, несчастная моя голова! Вот дожила, что людей раздеваю… Как же ты сама будешь, бедняга?
— Э, носи на здоровье. Машраб мне новый, вот этот, купил. Вчера русский офицер хорошо заплатил за ночлег и уход за конём.
— Благослови аллах этого неверного! Видать, добрый человек!
— Добрый!.. Бек ему подарил матку с новорождённым жеребёнком, так урус жеребёнка отдал
Эта весть обрадовала мать:
— Да благословит господь хорошего человека…
— Праздник будет — приходи к нам, соседка. Душу отведёшь, поговорим об Ильгаре, — приглашала, прощаясь, Масуда.
— Обязательно приду, вы ведь как родные нам…
31
Васиха — документ.
Глава десятая
В ТЕНЕТАХ БЕСПРАВИЯ
Три дня будет веселиться бек Дотхо, празднуя обрезание своего четвёртого сына. Два старших уже несколько лет служат в свите Куш-беги — родственника эмира. Третьего сына отец отправил в Кабул для обучения в военной школе. А маленький Халил, утеха и надежда любимой жены Аноргуль, остался единственным баловнем гарема.
Сегодня Халилу минуло семь лет. По обычаю, после религиозного обряда он станет мусульманином и переселится на мужскую половину дома.
Изнеженного, капризного мальчика в этот день ожидал почётный, но мучительный обряд — суннат. Поэтому с раннего утра его нарядили, всячески баловали, угощали и ласкали на женской половине. К закату солнца, в час последнего намаза, ребёнка одурманили наркотиками и отвели на мужскую половину.
Престарелый имам, настоятель дворцовой мечети, не доверяя своим дрожащим рукам, шепнул азанчи [32] : "Сделай ты".
32
Азанчи — служитель мечети, оглашающий время молитвы.
Почувствовав надрез, мальчик вскрикнул и заплакал. Отец нахмурился. Плохо воспитали ребёнка, не переносит боли. Но скоро подействовал наркоз, и полусонного мальчика уложили на ворох одеял.
Началось угощение.
Среди гостей были афганские купцы, священнослужитель и офицер из Турции. Они держались гордо, независимо, внимательно приглядываясь к окружающим и прислушиваясь к их разговорам.
Сам хозяин Мирза Юлдаш-бий Дотхо сидел за дастарханом уже отяжелевший от выпитого вина и жирных блюд. Это был мужчина сорока лет, немного тучный, но всё ещё красивый. Целый день пришлось принимать гостей и, угощая их, без конца угощаться самому.
Во дворе послышался стук подков, голоса людей.
Дворецкий Сатреддин-бай, с трудом ворочая своё грузное тело, поднялся с ковра и, всунув ноги в кожаные кавуши, стоявшие у порога, торопливо выкатился за дверь.
Вскоре он вернулся, пропуская новых гостей. Впереди шёл высокий дородный пятидесятилетний богатырь манап [33] . Средней орды — Сарымкул-бий, за ним семенил его двенадцатилетний сын Сабир.
Рядом, слегка придерживая за локоть румяного, озорного мальчика — своего прислужника-бачу, шагал длинный, узкоплечий человек в меховой куртке. Это был воспитатель сына Сарымкул-бия Геннадии Васильевич Грубов.
33
Манап — родовитый казах.
Сын мелкопоместного дворянина, он прошёл довольно сложный путь, прежде чем оказался в роли воспитателя казахского мальчика.
Окончив с трудом кадетский корпус, он пустил в ход все свои способности и связи, чтобы попасть в гусарский полк. В Гродненском гусарском полку, куда зачислили молодого офицера, началась для Грубова весёлая, разгульная жизнь. Но средств не было, пришлось прибегнуть к картам, предварительно заведя знакомство с шулерами. Кутежи, карты, ссоры с товарищами, выговоры начальства не прекращались. Понадобились деньги, и он запустил руку в полковую казну.
Его судили, уволили в отставку и не сослали в Сибирь только потому, что отец, продав своё скромное имение и окончательно разорившись, внёс промотанные сыном деньги.
На упрёки отца, презрительно скривив губы, бессердечный шалопай цинично заявил:
— Мир велик. Дураков на свете много, поеду искать счастья в Туркестан.
В Оренбурге Грубов случайно познакомился с барышником, поставлявшим коней в казачий полк. Подрядчик предложил ему место воспитателя у богатого манапа. Тому очень хотелось, чтобы его сын выучил русский язык, стал офицером.
Изучив язык и завоевав симпатии своим участием в конских состязаниях, Грубов стал популярен в степи. Здесь знали его под именем Урусбека.
…В городах России бушевал великий 1905 год. Этот ураган дохнул и на отдалённую царскую колонию Туркестан.
В степи же было тихо. Только иногда в кочевьях появлялись пришлые люди: богатые купцы Бухары, Афганистана, Ирана, Турции. Обильно угощаясь, они вели тайные беседы с султанами и манапами и уезжали, сопровождаемые благословением хозяев.
Чаще и чаще в кочевьях звучали мудрёные слова: "панисламизм" и "пантюркизм".
Приезжие внушали кочевникам, что все мусульмане братья, что всем им следует объединиться и, прогнав неверных, создать могучее государство магометан.
Вот в это время Сарымкул назвал Грубова своим братом, приблизил к себе. Геннадию Васильевичу очень пригодилось знание французского языка, на котором он мог объясняться с турецким офицером Салимом-пашой, частым гостем в кочевье.
Иногда вместе с Грубовым Сарымкул ездил по степи, навещал богатых и влиятельных соседей. Появление его в Поршнифе тоже было не случайным.