Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
— Пойдёмте. Что, о "петухе"-то забыли?
— Так этот "петух" для концерта предназначен.
Они нашли Багрову в гримёрной.
— Милая Татьяна! — торопливо произнёс Юдин. — Позвольте представить капитана Ронина — герои былых битв, укротителя диких коней… Онегин, грозящий запеть петухом…
Багрова удивлённо глянула на своего партнёра:
— Петухом? Не понимаю…
— Он вам разъяснит. А я бегу следить за выполнением программы. — Юдин скрылся на сцене.
"Онегин" и "Татьяна" остались вдвоём. Она смотрела
— Мне непонятны слова Сергея Петровича, поясните.
Она подошла к трюмо. Естественно, без жеманства, стянула с головы парик, протянула его Ронину. Тряхнув остриженными локонами, привела в порядок причёску и села в кресло.
Ронин следил за каждым её движением и машинально втиснул парик в шляпу, где лежали его перчатки.
— Какое надругательство! — улыбнулась девушка. — Ну, о каком петухе шла речь?
Ронин вынул парик, положил шляпу на подоконник и, присев напротив Лады, рассказал о своей угрозе в редакции.
— Вот и всё, дитя моё…
Пушистые ресницы взлетели вверх, изумлённый взгляд ожёг его.
— Что значит "дитя моё"?
— Иллюстрация моего возраста. У меня трос внуков, седые виски, за плечами долгие годы жизни.
Он говорил так, словно убеждал самого себя. Руки всё ещё перебирали машинально её парик.
— Ну и что? Всё это неубедительно. Семидесятипятилетний Гёте, замкнутый, суровый старик, забыв свою учёность, своё величие, как мальчик влюбился… Да оставьте в покое татьянинскую причёску.
Она вырвала из его рук парик и швырнула на окно. Он поднял на неё глаза.
— Да, взаимная любовь старика Мазепы и его крестницы. Всё это патология. Молодость и старость — это огонь и пепел. Огонь гаснет под пеплом… Простите, как я должен вас звать? Я не хочу официально, мои годы дают право…
— Пожалуйста, зовите как хотите. У меня множество имён.
— Какие же всё-таки?
— Моя мамочка оказала мне плохую услугу, выбрав имя Аглаиды. Она зовёт меня Лада. Бабушка зовёт Аида, подруги — Ага. Понимаете — Ага?! Я просто в отчаянии… А кому нравится — Глая. Одним словом, судя по Тредиаковскому: "Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй". Выбирайте любое…
Любуясь оживлённым лицом девушки, Ронин спросил:
— Вам никогда не бывает скучно?
— Разумеется, нет. Скучают бездельники. Моя же натура не терпит пустоты. Ну, какое же имя вы выбрали?
— А почему вам не нравится Лада? Это красивое славянское слово означает "любимая".
— Вот ещё… Лада, Лада, ладушки! — и она, напевая, захлопала в ладоши. — Ну что тут красивого?
— Буду звать вас Светлячок. Ведь Аглаида означает "светоподобная".
— "Светляк покажет грацию и в воздухе красивую зажжёт иллюминацию". Это написано в детской книге.
Вошла дублёрша Багровой — полная, медлительная дама. Оказалось, она живёт по соседству с Ладой.
— Пойдёмте, Ладочка, пора. Муж зашёл за нами, проводит.
При сове "Ладочка" девушка с видом мученицы посмотрела на Ронина, прошептав: "ещё… Лодочка!"
Ронин проводил их до дверей. Прощаясь, крепко пожал руку Багровой.
На следующий день состоялся концерт. По окончанию администрация устроила для артистов ужин. Отговорившись срочным делом в редакции, Ронин простился и вышел в вестибюль. Здесь неожиданно для себя увидел Ладу. Она была бледна и печальна. Протягивая руку, тихо спросила:
— Уходите всё-таки?
— Надо, Заряночка моя вечерняя… Пока не поздно… — проговорил он, целуя её руку.
Она вся затрепетала от этой ласковой фразы и потянулась к нему. Но он, сдвинув брови, отступил и поспешно вышел.
В честь двадцатипятилетия Туркестанского общества сельского хозяйства тринадцатого сентября 1909 года состоялось торжественное открытие юбилейной выставки.
Выдался жаркий воскресный день, и с утра Соборная улица была заполнена народом.
Все четыре части сквера были обнесены забором с красивой деревянной аркой у входа. Фронтон украшал стилизованный среднеазиатский орнамент с надписью, сделанной под арабскую вязь.
Вторая половина выставки, расположенная в городском саду, соединялась со сквером красивым восьмиаршинной высоты виадуком для пешеходов.
К одиннадцати часам стали собираться приглашённые. Предъявляя распорядителю билеты, они проходили в сквер через боковую калитку.
Прошёл и Ронин вместе со своим редактором и секретарём редакции.
— Вот видите, весь цвет Ташкента уже здесь, а начальника края всё нет, — отметил редактор.
— Любит помпу. Как вы думаете, могут ли быть значительные экспонаты от сельского хозяйства, — поинтересовался Ронин, — саранча, кажется, повредила посевы.
— Да, это одно из стихийных бедствий Туркестана, Но дальше Кокандского уезда она не дошла… Остановили.
В это время распахнулись ворота, цепь полицейских преградила путь хлынувшей было толпе. Пристав заорал во всю мощь своих лёгких:
— Назад! Назад! Коляска начальника края.
К воротам сада приближалась целая колонна экипажей. Толпу оттеснили, и праздничный кортеж въехал в узкий живой коридор. Начальник края и его свита покинули коляски, вошли под арку. Здесь его уже ждал священник. Начался молебен.
— Кто этот высокий, бородатый? Он ещё не стар, а весь в орденах, — тихо спросил Ронин стоявшего рядом секретаря редакции.
— Гм… О нём осторожнее. Обласкан. Получил звание почётного гражданина за "плодотворную деятельность по развитию торговли и промышленности в крае"… Ворочает миллионным делом. Но не удивлюсь, если случится война и все наши дела с его помощью будут известны противнику.
— Таких и при дворе в Питере немало. Бедная Русь! Кто только не продавал её оптом и в розницу…