Гнев Божий
Шрифт:
— Сеньор? — произнес Морено, в удивлении вскинув брови.
— Допустит, чтобы они погибли, или, в конце концов, пожертвует собой? Интересно, не правда ли? — решительным голосом спросил я.
Глаза Морено сделались круглыми, в них застыл ужас.
— О нет, сеньор, только не это! Это просто немыслимо.
Он шарахнулся от меня, словно от дьявола, и выбежал из бара. В наступившей тишине за моей спиной послышался голос Ван Хорна:
— Похоже, ты его чем-то расстроил.
— Он принимает тебя за Христа, вновь сошедшего на землю, — сказал я.
— Черт
В его голосе я вновь почувствовал раздражение.
— Хорошо, намек понял, — сказал я, подняв руку.
— Прекрасно. Тогда послушай. Времени осталось мало, и для меня важно, чтобы мы достигли хоть какого-то взаимопонимания. — Он извлек сигару, прикурил и сел за ближайший столик. — Начнем с того, что моя фамилия вовсе не Ван Хорн. Но это уже никого не должно волновать, ни меня, ни других. Я рассказывал тебе, что провел четыре года в духовной семинарии и окончил ее.
— Еще одна ложь?
— Нет, подлинный факт из моей биографии, — как и прежде, с юмором отреагировал он. — Через пять лет, Киф, состоялось посвящение в духовный сан.
Я тупо уставился глазами в дно своего стакана. Мысль о том, что Ван Хорн доживает последние минуты, наконец-то дошла до моего сознания.
— Смешно, — продолжил он. — Но теперь, по прошествии стольких лет, я понял, что к этому никогда не стремился. В том-то вся моя беда. Выйдя из семинарии, я не почувствовал себя счастливым, полагая, что причина моих недовольств — девушка, которую я тогда, как мне казалось, любил. Других винить всегда легче.
Схватив бутылку и свой стакан, я плюхнулся на стул напротив Ван Хорна.
— Прости, — сказал я. — Не знаю, что тебе ответить, но только я окончательно понял, что буду последним из тех, кто осмелится бросить в тебя камень.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову вернуться домой? — спросил Ван Хорн.
— В Ирландию? — переспросил я и пожал плечами. — Меня сразу же расстреляют.
— Не думаю. Рано или поздно гражданская война у вас закончится. Затем объявят амнистию. Обычно так и происходит. Вернешься в университет, закончишь последний год обучения и станешь дипломированным врачом.
— Пустые мечты, — ответил я. — Такого уже не будет.
— Из-за этой девушки? — спросил он и покивал головой. — Возможно, ты прав. Вряд ли она приспособится к жизни в чужой стране.
— В соответствующей одежде она ничем не будет отличаться от девушек графства Керри, — возразил я. — Дело вовсе не в этом. Ты как-то сказал, что я мертв душой, и был прав. Меня слишком долго мотала жизнь, и теперь я уже никогда не стану другим.
— А я в это не верю, — не согласился Ван Хорн. — Человек — творец своей судьбы, Киф. Каждый из нас становится тем, кем стремится быть. И только от нас зависит, изменимся мы или нет. Если ты помнишь, что я говорил тебе раньше, запомни и это. — Он взял бутылку и мой стакан. — А это на дорожку, — сказал Ван Хорн, наполнил стакан и залпом выпил виски.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Тот,
Он поднялся из-за стола и направился к выходу.
— Решил идти к Томасу? — спросил я.
— Другого выхода у меня нет, — спокойно произнес Ван Хорн. — Да и никогда не было. Это не потому, что в конце концов неожиданно стал святым.
— А из-за чего?
— Из-за гордости, Киф, из-за глупой гордости. Я слишком далеко зашел, изображая священнослужителя. Люди поверили мне. Более того, они уверовали в меня, как в Бога. Теперь я не могу разрушить образ, мною же созданный.
Ван Хорн уже отворил дверь, когда я схватил его за рукав.
— Тебя же никто не просил сдаваться этим бандитам. Разве не так?
— Мальчик мой, меня ничто уже не остановит.
Отведя мою руку и освободившись, он вышел наружу и остановился на верхней ступеньке крыльца. Как и раньше, на площади толпился народ. Все замерли в ожидании, так как каждый здесь стоящий знал, что произойдет. Это можно было прочитать по их лицам.
Как только Ван Хорн спустился, люди на площади стали падать перед ним на колени. Я видел, как он на пути к центральным воротам, проходя мимо жителей селения, осенял их крестным знамением. Я кинулся за ним. Подойдя к воротам, мы увидели стоящего к нам лицом Морено. В руках он держал шляпу.
— Открой ворота, друг мой, — попросил его Ван Хорн.
Морено, горько зарыдав, рухнул перед ним на колени.
Ван Хорн медленно повернулся и обратился ко мне, впервые назвав меня по имени:
— Придется тебе открыть, Эммет.
Удивительно, но мне показалось, что это уже происходило со мной когда-то. Возможно, поэтому у меня и возникло чувство неотвратимости предстоящей трагедии. Подойдя к воротам, я поднял засов и, не успев их распахнуть, почувствовал на своем плече руку Ван Хорна.
— Помнишь, я как-то сказал, что молился за тебя. Теперь попрошу, чтобы и ты помолился за меня. Отнесись к моей просьбе серьезно. Я бы хотел, чтобы это сделал именно ты.
Стиснув зубы, чтобы сдержать нахлынувшие на меня чувства, я открыл ворота. Миновав их, Ван Хорн бросил взгляд на густую пелену дождя, словно пытаясь что-то за ней разглядеть. Там, за пределами городка, ничто не подавало признаков жизни. Он повернулся и вновь посмотрел на меня.
— Может быть, слова, что я когда-либо говорил тебе, для тебя ничего и не значили, но прислушайся теперь к тому, что я скажу. Ты не убивал своего брата, Киф. Сама жизнь, окружение и эта ваша проклятая война повинны в его гибели. Поверь в это и начни новую жизнь. Не трать попусту времени на де Ла Плата. Он уже проклят. А теперь закрой за мной ворота, и да благословит тебя Господь.
С этими словами он повернулся и скрылся в потоке дождя. Исполняя последнюю просьбу Ван Хорна, я закрыл ворота и запер их на засов.