Гнев и Голод
Шрифт:
И ещё много времени пройдёт до мрачной черноты и холода, до бесстрастной молчаливой ночи.
Вот как раз ночью, когда вокруг тихо, а чернильные глаза Вальдмана чувствуют себя комфортно, и ему можно двигаться спокойно и быстро. Бургомистр не знал, почему за голову обычного наёмника обещают столько всего, и никогда не узнает. Как и Вальдман пока не знал, что на самом деле он – настоящее сокровище. Не подарок, само собой, но редкость, точнее, уникальность.
***
Их называют по-разному, в разных уголках Империи свои диалекты, в зависимости от местности, расы или целостности зубов на душу населения. И в каждом из них своё название подобным существам: волколаки, вервольфы, оборотни, перевёртыши, полуволки, вилкацисы и прочее-прочее.
С появлением единого языка в стране, их стали называть вервольфами. В принципе, не совсем верно, не совсем объёмно, и тут ещё следовало спорить и спорить о верности определения, но каким-нибудь кметам в моменты столкновения с подобными чудищами точно было не до фонетики.
Оборотень, и оборотень, он ведь обращается в волка? Ну, или полуволка, в зависимости от фазы луны или собственной порядочности. Ещё жрёт соседских куриц, случайно попадает на вилы и издаёт мерзкий визг каждый раз, когда получает серебряной ложкой по башке. Стоит ли ещё что-то о них знать?
Правда, не все оборотни такие, в смысле, не все оказываются не у дел и получают вилы в бок и факел в глаз. Некоторые умеют находить общий язык с людьми, особенно, с властями. И настолько преуспевают в этом, что даже поднимаются по службе, богатеют, основывают кланы, достойные фамилии, строят замки и поместья, особенно, на границе, в Южном Зибервальде. И потом отлично контактируют с имперскими купцами, вельможами и владельцами больших скотобоен.
Их особенность превращается в стиль, а поведение – в обыденность, что совершенно нормально для адаптации в обществе, почти по-человечески.
Однако есть один момент, о котором сами вервольфы никогда не забывали: о том, что в этом мире не они одни умели по собственному желанию обрастать шерстью. На самом деле, всем существам достаточно трудно воспринимать непохожих на себя, особенно, если эти непохожие сильнее, свирепее, хитрее и бесконтрольнее, к тому же лучше прыгают по стенам и видят в темноте. Да, и ещё способны переломить тело пополам, не отвлекаясь от ковыряния в острых зубах.
А если кто-то, хотя бы теоретически, способен выхватить подобное существо из уверенности собственного могущества, выдрать у него всю шерсть, а заем погрузить в пучину отчаяния и уныния одним лишь движением кулака? Тогда уже встаёт вопрос о том, как с этим «кем-то» бороться, а ещё лучше – упредить.
Вервольфы далеко не мудрецы, они надменные, вспыльчивые, злобные, всё же они не настоящие волки, но даже они отлично понимают, что самая могущественная сила – это деньги. И поэтому представители практически всех кланов, сбиваясь с ног, постоянно сновали между имперскими агентствами, рыцарскими орденами, частными конторами, наёмными бандами и прочими достойными людьми для того, чтобы рассыпать перед ними золото.
Но, как ни странно, мешки с головами неугодных всё как-то не тянулись процессией на запад, в Зибервальд. И причина для этого оказалась весьма многогранна.
Некоторых представителей кланов нашли размазанными по стене. Некоторых – забитыми разным серебряным барахлом. Некоторых обезглавили, и потом они украсили своими мохнатыми головами разные заведения культурного и некультурного типа.
Всё дело оказалось в том, что суммы наград, предлагаемых за работу, оставались слишком изменчивыми и поступали от огромного количества лиц. Плюс многие кланы старались перекупить заказы соперников и заказывали представителей друг друга, из-за чего постоянно возникали постоянные свары и клановые разборки. Так что головорезы уже даже перестали чесаться.
Тогда они начали, по возможности, заниматься своим привычным делом, уже с заказчиками, которые вели себя не всегда вежливо и вообще никому не нравились. С ними было просто: они дохли от серебра, имели острые уши и пахли мокрой псиной в непогожий день, так что справиться с ними было легче, чем с каким-то призраком на просторах Империи.
После чего конторы благополучно обирали трупы, извинялись перед кланами за недоразумения и переносили свои предприятия чуть в сторону, если их, конечно, это не сильно затрудняло.
Такие вот перипетии в контрактно-денежном обращении, споры наёмников и кланов и общий бардак в стране до недавнего времени позволяли спокойно выживать одному единственному почти-человеку. В его долговременном существовании хватало приключений, веселья, преступлений, авантюр, пьянок и просто постоянных драк различной степени тяжести и удовольствия, чтобы и без того не скучать.
Однако ещё никогда эта возня не становилась настолько серьёзной, и ему, Вальдману, это льстило. Никому ещё не удавалось настолько сильно перебить цену и заткнуть всех тех, кто желал ему смерти. Хотя бы ради этого он должен был выяснить причину такого внимания к себе.
Он чувствовал, что это могло быть чем-то важным: вдруг всплыло одно из его старых дел или один из кланов вспомнил о том, почему именно не стоит жалеть на него денег. Наплевать на это стрелок счёл бы для себя невежливым.
Дело в том, что он, Вальдман, в своём роде был один, единственный урсолак во всём мире, по крайней мере, в известных пределах Империи. Ему нравилось, когда его называли просто «верберд»: привычнее для людей и приятнее для уха, хоть и напоминало по звучанию о дальних и нелюбимых им родственниках.
Медведи по своей природе достаточно спокойные и миролюбивые одиночки, которых не особо волнует окружающая фауна. Однако они наблюдательны, чуют свой интерес на огромном расстоянии и, если их разозлить, способны очень на многое. А если эти качества добавить к достаточно азартному человеку, которому мешает жить его скверный характер, то получается весьма взрывоопасное сочетание.
Авантюризм, смешанный с беспросветным стремлением метаться в большом мире сделают жизнь любого либо чертовски удивительной, либо очень короткой.