Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Шрифт:
Полны таинственных намеков и стихи Константина Аксакова, как и его уже знакомая нам повесть «Жизнь в мечте». Герой этой повести Вальтер Эйзенберг увлечен Цецилией. «Спроси у него, – писал Станкевич Белинскому, имея в виду Константина, – эта Цецилия с черными глазами не есть ли девица Д…?»
Зато героиня другого раннего романа Аксакова хорошо известна. Константин увлекся своей двоюродной сестрой Марией Карташевской. Мария жила в Петербурге, и между молодыми людьми завязалась оживленная переписка. Аксаков руководил ее чтением, посылал ей свои стихи, рассказывая об обстоятельствах их написания.
Но
Не о Маше ли писал Аксаков в одном из стихотворений 1835 года, воспевая радость взаимопонимания любящих и горечь потери, вынужденного одиночества?
Когда ко мне поэзия сходилаИ за стихом стремился звучно стих,Все о тебе мечтал я, друг мой милый.Все о тебе, подруга дней моих…Теперь увы! Разрушен призрак милый,Исчезла ты, прекрасная мечта, —Теперь брожу угрюмый и унылый,И в сердце одиноком пустота.Документы начала 30-х годов сохранили и следы первых сердечных увлечений Белинского.
Павел Петров, еще в его бытность студентом Московского университета, ввел Белинского в семейство некоего помещика Зыкова.
«В этом доме много барышень, – сообщал Белинский брату в сентябре 1833 года, – ты догадываешься, что по этой причине я с большим удовольствием провожу там время. 17 сентября я был у них на именинах, немного танцевал, немного был пьян, ужинал, волочился, куртизанил… и был счастлив».
Дальнейшие взаимоотношения Белинского с «барышнями» Зыковыми неизвестны. Но отрадные минуты, которые пережил он в доме Зыковых, повторялись не часто. Трудно вспомнить, чтобы когда-нибудь потом Белинский сказал с такой определенностью, что он «был счастлив». Общение с женщинами приносило обычно ему разочарование и муку.
Влюбчивый по натуре, страстно жаждущий любви, Белинский очень скоро сделал для себя горькое открытие: он не имеет успеха у девушек.
Весной 1836 года Белинский пережил бурный роман, тянувшийся около двух лет и названный им впоследствии «историей с гризеткой».
«Белинский увлекся в это время страстью к одной молоденькой мастерице, взялся было за ее умственное развитие с помощью избранных поэтических произведений; но она скоро разбила созданный им идеал. Вообще ему часто приходилось ослепляться и разочаровываться в этом отношении».
Ни имя, ни подробности жизни этой девушки, мастерицы одного модного московского магазина, до нас не дошли. Да и о поступках Белинского известно немного, из третьих уст (приведенный рассказ был записан впоследствии со слов его дальней родственницы Н. Щетининой).
Но в одном можно не сомневаться: Белинский отдался любви со всею страстью своей искренней, пылкой души; в полном соответствии с господствовавшими в кружке романтическими понятиями он стремился и в нравственном, эстетическом смысле
Что же переживал в начале 30-х годов Станкевич? Мы начали эту главу с его письма, в котором он мечтает о порыве страсти, призывает существо, которое бы усилило его «святое, врожденное чувство любви», и высказывает опасение, что его призыв останется без ответа. Легко почувствовать, что этими мечтаниями, призывами, опасениями руководил уже пережитый личный опыт.
Была ли это безответная любовь или разочарование, как у Белинского? Нет, переживания Станкевича были несколько иного рода.
Вообще-то на невнимание девушек жаловаться ему не приходилось, скорее наоборот. Еще дореволюционный исследователь А. Корнилов, описав внешность Станкевича – тонкое одухотворенное лицо, живые карие глаза, ниспадающие на плечи волосы, – прибавлял: «Можно себе представить, как подобный молодой человек мог действовать на воображение пылких и мечтательных девушек 30-х годов, воспитанных на романтической литературе».
Летом 1833 года Станкевич ездил в родную Удеревку: это была та самая поездка, когда они вместе с Алексеем Беером так вольно и славно проводили время: охотились, спали в шалаше, бродили по окрестным местам… Сердцу было спокойно, до тех пор пока Станкевич не увидел одну женщину.
Николай знал ее еще ребенком, когда она училась вместе с его сестрой в воронежском пансионе. Теперь ей было 20 лет, как и Станкевичу. «Представь себе белокурую красавицу, с голубыми глазами, наполовину закрытыми, томными и заставляющими томиться», – передавал Станкевич свои впечатления в письме к Неверову.
Знакомая Станкевича (к сожалению, мы не знаем ее имени) была замужем. Но очень скоро Станкевич почувствовал, что она к нему неравнодушна.
Так начался его «деревенский роман». Еще недавно Станкевич мечтал о бурном чувстве, о грозе. «Ах, как хорошо, когда бы разгульная прошла над жаждущею душою, напоила ее, дала ей жизнь!» – писал он накануне поездки из Москвы Неверову. Теперь «гроза» приблизилась. Но странное дело! Станкевич боится отдаться переживаниям, сдерживает себя, словно выжидая, как будут развиваться события. Прежде всего ему нужно проверить себя, убедиться в глубине и истинности своего чувства.
Но сдержанность Станкевича имела неожиданные последствия – она словно подхлестнула страсть красавицы. Не желая того, Станкевич вдруг сыграл роль Онегина, подтвердив справедливость пушкинских слов: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Станкевич вспомнил эти стихи в письме к Неверову, горько укоряя себя в непреднамеренном кокетстве.
Но разве все предвидишь, все разочтешь там, где вступают в свои права чувства?.. Однажды знакомая Станкевича решила вместе с ним и его сестрой навестить одно дальнее имение. Поехали одни: муж, страдая зубной болью, остался дома.