Гномики в табачном дыму
Шрифт:
…Звонок Гургена Мцириа поверг Гиорги в изумление. Была суббота, и он собирался ехать на дачу к семье в Кикети, но… Но попробуйте отказать столь высокопоставленному человеку! Гиорги и сейчас слово в слово помнит их диалог.
— Алло, алло, это Гиорги?
— Да, я.
— Ты что, не узнаешь меня, бичо? Хотя откуда, первый раз звоню, не слышал меня по телефону. Гурген я, Мцириа.
— Ну да?!
— Дельце у меня к тебе. Я людей
— Ва! — поразился Гиорги.
— Не удивляйся, три года в доме напротив живу, на пятом этаже… В четырехкомнатной квартире.
— Поздравляю.
— Словом, зная твою доброту… не откажешь мне.
— О чем разговор!
— И еще, посиди-ка во дворе, пока я проведу у тебя совещание.
— Хорошо, батоно.
— Спасибо, дорогой.
— Когда вас ждать?
— Ровно через час.
— Хорошо, батоно, — Гиорги повесил трубку и еще раз, изумленный, воскликнул: «Ва!», покачал головой: «Что же это творится — старые друзья объявляются! Подумать только, такой пост занимает человек — и у меня проводит совещание!»
Увидев участников «совещания», Гиорги вконец растерялся. Какое высокое положение у Гургена Мцириа, вы и сами знаете. Второй был Гурам Чечелашвили, руководитель камерного ансамбля имени Нико Сулханишвили, лауреат Государственной премии. Третий — директор объединенного управления промышленными и продовольственными магазинами. Ни имени, ни фамилии его Гиорги не знал, он всем был известен по прозвищу «Шендаука» (в ресторанах и духанах любил кидать зурначам зеленые пятидесятирублевки, крича: «Шен даука!» — «Сыграй-ка»). Четвертого участника Гиорги никогда не видел. Вся компания тепло поздоровалась с радушным хозяином, а шофер служебной машины Гургена, и не подумав спрашивать разрешения у Гиорги, сунул в его холодильник несколько бутылок шампанского.
— Могу идти? — спросил у Гиорги.
— Иди, иди.
Шофер, ни с кем не прощаясь, нырнул в дверь.
— Как думаешь, кто-нибудь заметил нас? — будто бы между прочим шутливо полюбопытствовал Гурген.
— Нет, все на дачах, — заверил его Гиорги.
— Будь другом, прибеги, скажи, если увидишь кого…
— Скоро закончите?
— Часа через четыре… Может, раньше. Через четыре — точно! Ты уж потерпи, будь другом.
— О чем речь! В кои веки обратился, неужто не уважу?
— Я про то, что во дворе прошу побыть, покараулить…
— Брось…
— Потом тебе все объясню.
Тем временем четвертый участник совещания выложил из карманов новенькие колоды карт — около двадцати штук.
— Кто он? — спросил Гиорги Гургена, указывая на четвертого, поскольку все уже было ясно.
— Гучу Твимба. — Гурген рассмеялся. — Мой коллега, только в Сухуми.
— Брось!
— А ты что думал! — и Гурген снова засмеялся, обнажая ряд фарфорово-белых зубов.
— Какие белые зубы! Не куришь? — спросил Гиорги.
— Нет.
— Ну ладно, я пошел во двор… Не волнуйся, никуда не уйду.
Игра закончилась ровно через четыре часа. За это время во двор заходили три милиционера и два подозрительных типа. Это, конечно, было случайностью, которая не могла лишить их покоя. Из подъезда первым вышел Гурген, вторым — лауреат, третьим — Шендаука и последним — Твимба. Лицо у Твимбы было белым, как у покойника, но, пока он шел к воротам, полысевшая голова его несколько раз принимала цвет зрелых помидоров. Участники «совещания» разошлись, словно знать не знали друг друга. Гиорги взбежал к себе и поспешил распахнуть окна — от табачного дыма в квартире было сумеречно, мебель не проглядывалась. Вечерело. Гиорги включил свет. Холодильник оказался раскрытым, но бутылки все были на месте. Видимо, собирались достать шампанское, но тут случилось что-то такое, что им стало не до шампанского. Круглый стол был завален картами, на пианино валялись деньги. Гиорги сосчитал: семьсот рублей… Он выглянул в окно, хотя понимал, что там никого уже нет. Потом заметил на полу у педали бумажку, исписанную шестизначными цифрами. Под ними значилось: «А это тебе, Гиорги! Гурген». Гиорги сунул деньги в карман и пошел к Гургену. Поднялся к нему на пятый этаж, однако дома его не оказалось. Жена сказала, что он на совещании. Гиорги взял у нее номер телефона, оставил свой, попросив передать, чтобы супруг позвонил ему. Всю ночь ждал звонка. Утром позвонил сам.
— А, ты, Гиорги! — узнал его Гурген. — Я сейчас в командировку уезжаю… В Абхазию к Гучу Твимбе. Вернусь — позвоню. Премию, наверно, получил? Молодчина, мой Гиорги. Отлично справился с работой. Жена стоит над головой, торопит, опаздываешь, говорит, а то поговорили бы еще. Ну пока. Позвоню тебе.
Гиорги опустил трубку. Когда он выглянул в окно, Гурген усаживался в свою черную «Волгу».
С Гургеном Гиорги Картлишвили встретился ровно через четыре месяца, и то на улице, когда тот опять садился в свою черную «Волгу».
— Как поживаешь? — спросил Гурген равнодушно, будто ничего и не было.
— Ничего! — в тон ему ответил Гиорги.
— Смотри, кто скончался! — Гурген раскрыл газету на четвертой странице. «Гучу Твимба» — напечатано было над некрологом в траурной рамке. На снимке Гучу Твимба был точно таким, каким вышел тогда из подъезда, — без кровинки в лице.
— Бедняга! — сочувственно качал головой Гурген.