Гномий Клинок
Шрифт:
Видящий выпрямился. Трудно идти против авторитета старейшин, фактически являющихся владыками народа молотов. Такое не прощают, нельзя прилюдно указывать на ошибку, даже если она есть — обида остаётся, и жизнь ослушника понемногу начинает катиться под откос. Но гордость, гордость мастера своего дела, отвечающего за плоды своего труда, не даёт отступить.
— Всё когда-то бывает в первый раз. Заявляю официально: Дальнейшее проведение церемонии является преступлением против народа молотов и вина за последствия ляжет лично на вас. Вы готовы принять такую ношу?
Старейшины замялись. Да, они были с детства воспитаны для служения своему народу, однако с другими правителями их роднило одно очень важное обстоятельство: никто из них не желал нести за свои поступки личную ответственность…
Волк высунул язык и улыбнулся. Похоже, его старый знакомый вполне контролировал ситуацию. Приветливо ткнув его в плечо, он неторопливо развернулся и направился вдоль сочащейся из стены воды — вдоль подземного ручья, к его истокам на поверхности — Элан не сомневался, что причины гибели подземных грибниц кроются там…
Камень был твёрдым и шершавым, и протискиваться сквозь него, даже в астральном виде, было занятием сложным — в основном, из-за возникающей время от времен щекотки. Неизвестно, причиной тому было состояние полусна, или игры растревоженного подсознания, но волчья пасть, протискивающаяся сквозь мокрую породу постоянно была оскалена в неповторимой звериной улыбке, увидев которую, даже самые смелые охотники обычно бледнели и в срочном порядке хватались за оружие. Вода под лапами противно чавкала, словно Элан пробирался не сквозь гранит, а шёл по дурно пахнущему болоту. Камень пружинил, подушки лап вязли в мареве стен, и хранитель, не сразу понял, что зловоние усиливается, всё явственней проступая сквозь породу.
— Как они раньше не замечали, что с водой что-то не то? Или это традиция, которыми так гордятся длиннобородые? Мой дед пил, мой отец пил — значит, и для меня хороша?
От странного запаха, скорее всего недоступного в материальном виде, но легко улавливаемого в астральном, уже начало мутить. Всё вокруг вновь подёрнулось дымкой, стало грёзоподобным, и сквозь камень проступили контуры леса… Ещё пара шагов — и…
Здоровый, с подпалинами волк выбежал на лесную опушку. Перед ним было свежеубранное поле — ровное, гладкое, как стол, без единой травинки, всё залитое ослепительным солнечным светом — оно вызывало в звериной натуре чувство опасности — и беззащитности перед ней. Здесь мастер ночных стремительных атак из засад был уязвим, как никогда. Волк оскалил клыки в раздумье, собрался повернуть в лесную чащу — прочь от угрозы открытых полей, но раздумал. Что-то внутри него уверяло, что нужно идти дальше — прямо по сверкающей белизне земли — и солнца. Ему нужно идти дальше! Волк покачал головой в раздумье, пытаясь разобраться с внутренними порывами — и нехотя побрёл по жаркой равнине, втягивая голову в плечи, весь напряжённый в ожидании удара. Песок под подушками лап, перемешанных с остатками соломы, тихонько похрустывал, заставляя беззвучно оскаливать клыки — в звере нарастало состояние тревоги, безотчётного страха, неуместного в хищнике леса.
Угроза, вначале мелкая и почти незаметная, нарастала, заставляя шерсть встать дыбом — больше всего волку хотелось со всех лап бежать обратно, под манящую тенью и прохладой защиту леса. Но чем больше опасности разливалось вокруг, тем сильнее в путнике пробуждался хищник, всегда готовый ответить ударом клыка — вот уже дикий рык разлился по полю и мощное животное мчится вперёд, навстречу врагу и возможной схватке. Темп нарастал, волк уже нёсся огромными прыжками, а из горла у него был готов вырваться торжествующий вой вожака — когда зверь затормозил, перекувырнувшись через голову и изрядно вывозившись в пыли, отчего шерсть его перестала быть чёрной, приобретя серый цвет — прямо перед ним был натянут ряд красных флажков.
Это означало — конец пути. Яркие всполохи огненно — кровавого цвета, сулящие гибель и преграждающие путь не менее надёжно, чем гранитная скала. Волк лежал в пыли, разочарованно глядя на непреодолимую преграду, а в голове его почему-то бились совершенно человеческие слова:
— Последняя линия обороны. Пройдёшь её — и ты победил. Ну давай же, хороший пёсик!
Зверь не желал быть пёсиком — да и хорошим он отродясь не был. Не вставая с живота, он принялся отползать назад — к виднеющейся вдалеке громадине леса.
Лишь через несколько минут он успокоился, преодолев переполнявший его ужас — ровно настолько, что бы замереть, не открывая глаз, и прислушаться к чему-то внутри себя. К собственному внутреннему голосу, который тихонечко пел — и слова его, знакомые по прежним, смутным временам, рождали щемящие даже дикую душу образы:
— Идёт охота на волков, идёт охота, на серых хищников, матёрых и щенков…Старая, покрытая коростой людей и событий песня. Когда-то он её любил, пока встречи и прощания калейдоскопов дней не оттеснили чуть хриплый голос на задний план, заставив забыть и слова, и мелодию — лишь смутные образы правильности происходящего остались на задворках души — там, где прячется честь. Волк вздохнул и, чувствуя, как нависают над ним громады огненного цвета, пополз вперёд — не открывая глаз, медленно, но упрямо, по щенячьи подёргивая лапами. Через мгновения — или века этой бесконечной дороги он ощутил влагу под ногами, тень над головой — и вот уже человек встаёт посреди огромной пещеры, заполненной водой, ещё хранящей тепло летнего солнца — где-то совсем рядом с поверхностью — а прямо перед ним, наполовину утопленный в воде, лежит огромный валун болезненно оранжевого цвета.
— Что… Что это было?
— Защита. Мастерски поставленная, вполне способная отпугнуть практически любое существо, причём на глубинном, психологическом уровне. Чувствуется рука мастера. К тому же того самого, который сумел проклясть весь народ эльфов — один почерк. Минимум магии, ювелирное, глубинное знание психологических мотивов поступков людей и животных — и нужный толчок в подсознании. По сути, подобному невозможно противиться. Преодолеть такую защиту, будучи человеком, эльфом, или гномом нельзя. Будучи зверем, впрочем, тоже.
— А как же тогда я это сделал?
— Ты — не человек и не зверь, ты — хранитель предела, и этим всё сказано. Ну что, будем стоять или начнём чистить подводную реку? — Кристальный пепел уже успокоился и начал ехидничать.
— Хм, и как ты это предлагаешь сделать?
— Элан, не тупи. Этот камень — недаром твоё подсознание окрасило его в такие цвета. Его нужно убрать из пещеры — и всё вернётся в норму. Второй раз у наших противников подобный фокус не пройдёт.
Человек подошёл к валуну. Несмотря на цвет, он был очень весомым — крепкий, больше двух человеческих ростов в поперечнике, но при этом весь какой-то ноздреватый — быстрое течение откалывало от него мельчайшие частицы и уносило с собой.
Элан осторожно прикоснулся к нему — и вскрикнул: руку пронзило острой болью, она посинела и начала бледнеть, потеряв чувствительность.
— Ого! Он под завязку напичкан тёмной магией! Сбрось её! Быстро! Просто стряхни!
Элан машинально затряс рукой — несколько оранжевых капель сорвались с неё, тут же исчезнув в водах реки — а хранитель с облегчением убедился в том, что к его конечности возвращается здоровый цвет…
— Если ты забыл, твоё тело сейчас преспокойно дрыхнет на несколько сотен метров глубже, в уютной кроватке, которая тебе слишком мала. Однако это и к лучшему — соверши ты подобную глупость, не будучи призраком, наверняка лишился бы руки. А знаешь, какая это морока — отращивать новую!