Гобелен
Шрифт:
– О, Боже мой! Застрелили…
– Кровь… посмотрите на стены!
– Господи Боже мой!
– Есть у кого-нибудь права?
– Полиция!
– Не трогайте его…
Хенк прошел вперед. Он ничего не чувствовал, все было как во сне.
Кто-то попытался увести его:
– Уходи, сынок, не смотри.
– Это его малыш.
Глаза были открыты. Веселые глаза Бена под рыжеватыми бровями. Открытый рот с оттянутыми губами показывал зубы и десны. Рот мертвого животного, лисицы, которая умерла от какой-то болезни на ферме дяди Элфи. Он мертв. Бен мертв. Кончено. Что же
Но всего минуту назад он хотел, чтобы я выпил кока-колу, чтобы не болел живот.
Почему?
Как?
А потом он услышал, как закричал, ужасно закричал и заплакал и не мог остановиться, несмотря на холодную воду и ласковые слова и руки. Не мог остановиться. Все закружилось, замелькало перед глазами. Его усадили, что-то говорили и говорили, но он ничего не понимал.
Через какое-то время он начал приходить в себя. Увидел человека в форме, не темно-синей, полицейской, а серой, цвета пыли. Человек произнес:
– Мы из полиции штата, сынок. Мы позаботимся о тебе. Давай выйдем на воздух. Вот сюда.
Он обнял Хенка за плечи и вывел его через заднюю дверь. Видимо, Бен все еще лежал у входа и им пришлось бы перешагивать через него. Мужчина усадил Хенка на стул, один из этих смешных стульев у стола под тентом. Подошли еще двое полицейских. Хенк закрыл лицо руками.
– Нам надо позвонить кому-нибудь, – сказал один из них. – Твоей матери…
– Нет! – вскрикнул Хенк. – Только не маме. Вы не можете просто позвонить ей и сказать.
– Кому еще? Можешь предложить?
– Мой дядя Элфи живет рядом. Где-то в пятнадцати милях, кажется. Его зовут Альфред Ди Ривьера. Номер есть в телефонной книге, я не помню…
– Все о'кей. Джо, позвони. Я останусь с… Как тебя зовут, сынок?
– Хенк.
– Ты храбрый мальчик, Хенк. Я не оставлю тебя, пока не приедет твой дядя. И если тебе хочется плакать, не сдерживай слез. Поплачь. Тебе станет легче.
Но слезы кончились. Они только стояли в глазах, мешая смотреть. Он сидел, оцепенело глядя, как в траве прыгают две маленькие серые птички. День оказался жарким и безветренным. Жизнь ушла из этого дня, из мира вокруг. Так он просидел долго-долго, пока не услышал знакомый голос и не увидел Элфи, красного и взволнованного, который подбежал и обнял его.
Похороны стали общественным событием. На тротуаре у похоронного зала теснилась небольшая толпа, ожидающая появления катафалка, чтобы сосчитать слезинки вдовы и посплетничать о смерти. В газетах была сдержанная информация под заголовками: «Убийство гангстера в Нью-Джерси».
Поль с отвращением подумал, что цветов действительно достаточно для похорон гангстера. Их было до неприличия много, так что часть пришлось поместить в отдельную машину за катафалком. Поль стоял, крепко держа за руку Хенка. Вспыхивали камеры, и он подозревал, что среди толпы работают агенты полиции.
У Донала, очевидно, возникли те же мысли.
– Позор. Сплетники, – пробормотал он за спиной Поля. – Эти газеты подняли шумиху вокруг абсолютно ясного дела!
Некоторые журналисты предполагали, что
Поль повторил:
– Ясного?
– Конечно. Обычное ограбление. Они думали, что у него много наличных. Он часто возил деньги.
– Они не ограбили его. Они убежали.
– Не выдержали нервы, когда они увидели, что он не один. Все просто.
Поля позвали в машину, и он не успел ответить. Он взял с собой Хенка, чтобы он не ехал на кладбище с матерью: Ли была в истерике весь прошлый день, и они опасались, что она сломается по дороге на кладбище. Мальчик и так видел слишком много.
Короткая черная процессия продвигалась в потоке машин к Ист-Ривер. Она переехала на Лонг-Айленд, застроенный товарными складами, фабриками, узкими улицами с одинаковыми домами и кладбищами. Все изнемогало от духоты под тусклым небом, горячий ветер нес в открытые окна машин пыль и копоть. Они ехали в молчании.
Мальчик был дорог Полю. Хенк находился между детством и взрослой жизнью: мужчина в своем темно-синем пиджаке, серых брюках и хорошо начищенных ботинках, с темным пушком на верхней губе; ребенок со скобками на зубах и милой открытой улыбкой. Он тронул бы любого неравнодушного человека.
Голова мальчика была опущена, словно он молился. Бедняжка, может, он и молился.
Они все были в шоке, но что касается Поля, то весь ужас его собственного потрясения заключался в тех странных мыслях, возникших у него после разыгравшейся трагедии; он не мог поделиться ими ни с кем. Интересно, у кого-нибудь еще в семье возникли подобные странные мысли?
Мог ли Донал приказать совершить это убийство, чтобы выпутаться самому из неприятностей? Это был первый вопрос. Да, конечно. Было бы наивным думать по-другому. Существует много прихвостней на иерархической лестнице, начиная от водителей грузовиков и кончая специалистами юриспруденции. Телефонный звонок, слово, и все может быть выполнено так, что босс этого и не увидит. Он сам никогда не испачкает свои руки в крови! Второй вопрос – сделал ли он это? О Донале Пауэрсе можно было сказать много: проницательный, агрессивный, решительный, неразборчивый в средствах и циничный. Но убить? И Поль представил себе его дома, режущим мясо во главе стола, рядом с утонченной и нежной женой, которую он выбрал, хотя мог бы найти совершенно другую женщину, в окружении любящего увеличивающегося семейства. Был ли этот человек способен послать на смерть преданного компаньона? Таковы были тайные мысли Поля по дороге на кладбище.
Молитвы, музыка и панегирики – все было пышным, но когда гроб стали опускать в землю, стал очевидным факт: Бен никогда больше не вернется. Поль подумал, что самое реальное в этой жизни – могильная яма.
– О Боже! О Боже! – рыдала Ли.
Ей дали цветок, чтобы бросить его в могилу, но она могла только плакать, уткнувшись в плечо Дэна. Поэтому цветок бросила Эмили, в то время как Элфи, неловкий и готовый сам расплакаться, похлопывал Ли по спине.
– Боже мой? Почему? – вскрикивала Ли снова и снова, пока ее не увели.