Гобелен
Шрифт:
– А ты, смотрю, не теряла времени!
– Я написала в Уиллисли, чтобы получить копию своих отметок. Я была отличной студенткой.
– Почему ты не выбросишь эту чушь из головы? Тебе достаточно быть матерью.
– Я могу быть и тем и другим. Дети в школе целый день. Я справлюсь. Посмотри на Ли! Она воспитала Хенка как следует.
– Эта женщина! Ты получше примера не могла найти?
Мэг пристально смотрела на него. Ничто не могло тронуть Донала, если он что-то решил. Достав блокнот из ящика, он начал писать. Кончив, он поднял глаза:
– У меня полно работы.
– Так ты не дашь мне денег? Пусть моя идея глупая, хорошо, это мое несчастье, не так ли? Но раз я начала, я хочу довести это дело до конца. Я верну деньги с процентами. Деловое предложение, Донал, ничего больше. Это все, что я прошу.
– Ответ – нет, Мэг, а теперь, пожалуйста, уходи и не надоедай мне с этим. Если ты захочешь поговорить о чем-то разумном, я буду рад послушать.
Ему ничего не стоило дать ей эти деньги, но он был неумолим. Мэг, кипя от гнева, бросила ему с порога:
– Спасибо хоть на этом! Я попрошу у кузена Поля!
– Так и сделай, – сказал Донал.
В тот день Мэг долго разговаривала с Полем на ступеньках крыльца в доме Хенни. Возможно, они медлили, потому что солнце пригрело камни и оживило скромную улицу: болтающие женщины, дети на роликовых коньках, продавец мороженого с колокольчиком на углу улицы. Этот мир отличался от знакомого им, это был мир Дэна, и, возможно, именно поэтому они медлили.
После спокойного молчания Поль сказал:
– Так что, Мэг, дорогая, не волнуйся о деньгах. Скажи, сколько надо для обучения и маленькой квартиры в Филадельфии. Там Хенк. Я уверен, он поможет найти квартиру.
– Поль, я собираюсь наладить свою жизнь на этот раз.
– Конечно. Ты на пути. И рано или поздно ты встретишь другого человека, настоящего.
– Человека! Кто захотел бы женщину с пятью детьми?
– Почему нет? Ты еще очень красивая женщина.
Она подумала, что, не будь он ее кузеном, она могла бы полюбить его… Интересно, как у них с Ли. Как-то она не могла представить их вместе. Но по сути дела, она никогда не считала, что он действительно подходит и Мариан. Это все очень таинственно – соединение мужчины и женщины. Никто бы не подумал, что они с Доналом подходят друг другу, но все-таки они долго были счастливы, и, возможно, их счастливая жизнь продолжалась бы, не обнаружься правда. Все очень странно.
И, следуя ходу своих мыслей, она сказала:
– Они были забавной парой, Дэн и Хенни. Я о них думала как об одном человеке, так они были похожи.
– Так и было.
– Единственная любовь на всю жизнь, мне кажется.
– Единственная на всю жизнь, – повторил Поль.
Что-то в его тоне, интонации заставило ее обернуться и посмотреть на него. Он смотрел на улицу, но у нее было чувство, что он ничего не видит, погруженный в неясные переживания.
Интересно, подумалось ей, что с ним происходит, но она оборвала себя. Уже стемнело.
– Поль, как мне благодарить тебя?
– Делай все хорошо, вот и все, что я хочу.
– Я начну расплачиваться, как только буду работать. С процентами.
– Ну конечно. Долг плюс один процент, – сказал он и
Мэг приняли в ветеринарную школу. Вместе с тремя девочками она переехала в небольшую чистенькую квартиру около университета, обставив ее несколькими предметами, которые она купила, своими книгами и мебелью из родительского дома, которую пожертвовали Элфи и Эмили, пришедшие в ужас от затеи своей дочери. Результат был неплох, но такой скромный, что Люси и Лоретта были обескуражены. Только Агнесс, которой выделили маленькую спальню, бывшую когда-то комнатой горничной, не имела никаких претензий.
Тимми и Том уехали в Шотэ, где они немедленно собрали футбольную команду, и писали домой восторженные письма – восторженность была фамильной чертой их характера.
Донал купил квартиру на Пятой авеню, о которой он говорил, прекрасное помещение недалеко от Плаца Отель. Мэг никогда не была там, но дети подробно описывали квартиру, подробнее, чем хотелось бы их матери. Люси и Лоретта были под большим впечатлением. В свои двенадцать лет они лучше разбирались в тенденциях моды, стилях и ценах, чем когда-либо разбиралась их мать, и проявляли куда больший к ним интерес, чем она.
– Ты бы видела мою спальню, – докладывала Лоретта. – Она выходит как раз на парк. Папин декоратор привел художника, и он нарисовал фреску на стене – садовая аллея и два лебедя, плавающие в пруду. Необыкновенно шикарно.
После недели, проведенной в Нью-Йорке, близнецы вернулись в Филадельфию в белых меховых шубках. Донал брал их на представление на Бродвей и на обед в Валдорф. Они не могли дождаться, когда снова поедут к нему.
Агнесс, которая не ездила из-за простуды, была должна поехать в следующий раз.
– Но я не хочу меховую шубу, – слышала Мэг ее разговор с сестрами. – Я считаю это жестоким. Мама тоже так думает. И Хенк.
– Хенк сопляк, – сказала Лоретта.
Хенк, уже на третьем курсе, решил присматривать за Мэг. По ее просьбе он пожаловался управляющему, после чего устранили кое-какие неполадки в квартире. Он проверял ее перед экзаменами и хвалил, когда она хорошо отвечала, а она удивительно хорошо училась для женщины, отвыкшей от занятий. Очевидно, у него было много времени; он еще ни в кого не влюбился и редко встречался с девушками.
Что же касается Ли и ее мужа, они были безусловно влюблены друг в друга. Их жизнь была напряженной. У Шермана была одна из обширнейших и богатых юридических практик в городе, а Ли расширила магазин, который теперь занимал три этажа и поставлял товар самым фешенебельным торговцам Нью-Йорка. Хорошо известные в респектабельных кругах, Шерманы часто получали приглашения. Щедрые и добросердечные, они много жертвовали и бывали на благотворительных балах.
Хенни с благоговением рассказывала о вкладе Ли в комитет беженцев. Благоговение было не без примеси иронии, так как Хенни еще помнила поколения евреев, выходцев из Германии, которые помогали бедным русским. Теперь эти когда-то презираемые русские, как Ли, больше небедные, в свою очередь, открывали кошельки для новой волны немцев, спасающихся от гонений.