Гобелены Фьонавара (сборник)
Шрифт:
На том уровне, на котором находились она и ее провожатая, в круглое помещение вели еще восемь арочных проходов, каждый столь же просторный и величественный, как и тот, где она стояла. Взглянув вверх, онемевшая от изумления Ким увидела, что сюда можно было попасть еще с двух уровней, и на каждом из них также было по девять арок-входов в просторный зал. Через все арки на всех трех уровнях входили гномы. Как раз в этот момент мимо них прошла группка женщин, они приостановились и уставились на Ким суровыми взглядами. Потом прошли вперед.
Зал Сейтра был спроектирован по принципу амфитеатра. Потолок
Захваченная этой иллюзией, все еще глядя вверх, она увидела там нечто похожее на птиц самых разных пород, кружащихся и снующих в огромном, ярком пространстве над залом. Разноцветные блики играли на их телах, и она догадалась, что это тоже творения гномов, которые держались в воздухе и кружились в свободном полете благодаря мастерству или искусству, недоступному ее пониманию.
Ее внимание привлекла вспышка света на сцене внизу, и она посмотрела вниз. Через секунду она поняла, на что смотрит, и сразу же ее взгляд с недоверием устремился обратно, на кружащихся в вышине птиц, которые отбрасывали такие же разноцветные блики, как и два предмета внизу.
Это означало, что эти птицы, даже величественные орлы, были сделаны не из хрусталя, как те скульптуры, которые она видела в коридорах по пути сюда, а из алмазов.
Потому что на каменном столе посреди сцены, на темно-красных подушках, лежали Алмазный Венец и скипетр гномов.
Ким охватило ребяческое желание протереть глаза, чтобы проверить, увидит ли она то же самое, что видит сейчас, когда отнимет руки от глаз. Алмазные орлы над головой!
Как мог народ, который сумел поместить их туда, который захотел это сделать, быть союзником Тьмы? И все же…
И все же с настоящего неба за этими подгорными залами дождь смерти лил над Эриду целых три ночи и три дня. И он лил из-за того, что сделали гномы.
Впервые она почувствовала, что ее провожатая с холодным любопытством наблюдает за ней, чтобы оценить ее реакцию на великолепие зала, возможно, чтобы насладиться им. Она испытывала восхищение и смирение. Никогда она не видела ничего подобного, даже в своих пророческих снах. И все же…
Она сунула руки в карманы платья.
– Очень мило, – небрежно произнесла она. – Я люблю орлов. Сколько настоящих орлов погибло во время дождя?
И была вознаграждена – если это можно считать наградой, – увидев, что лицо женщины стало белым, как каменные стены в той комнате, где Ким проснулась на рассвете. Ее на мгновение охватила жалость, но она яростно подавила ее и отвела глаза в сторону. Они освободили Ракота. Они отобрали у нее кольцо. А этой женщине Каэн настолько доверял, что послал ее привести Ким в этот зал.
– Не все птицы погибли, – ответила ее провожатая очень тихо, по-видимому, не желая быть услышанной посторонними. – Я вчера утром поднималась к озеру. Там летало несколько орлов.
Ким сжала кулаки.
– Как это чудесно, – сказала она самым холодным тоном, на который была способна. – И сколько еще они смогут летать, по-вашему, если Ракот Могрим победит нас?
Женщина-гном отвела глаза в сторону под полным ярости взглядом Ким.
– Каэн говорит, нам даны гарантии, – прошептала она. – Он говорит… – Она осеклась. И через долгое мгновение посмотрела прямо в лицо Ким с дерзостью, присущей ее расе. – Разве у нас есть выбор? Теперь? – с горечью спросила она.
Ким смотрела на нее, и гнев ее улетучивался. Ей показалось, будто она наконец поняла то, что произошло, что продолжало происходить в этих залах. Она открыла было рот, чтобы ответить, но в этот момент в Зале Сейтра раздался громкий ропот, и она быстро перевела взгляд на сцену.
Лорен Серебряный Плащ, слегка прихрамывая и опираясь на белый посох Амаргина, шел вслед за еще одной женщиной-гномом к скамье у сцены.
На Ким нахлынуло огромное облегчение, но длилось оно всего секунду: когда Лорен подошел к своему месту, она увидела, как подошли вооруженные стражники и встали с обеих сторон от него.
– Пойдем, – сказала ее провожатая, ее холодное равнодушие полностью вернулось к ней во время этой паузы. – Я тебя тоже должна проводить туда.
Еще раз поправив непокорную прядь волос, стараясь идти как можно величественнее и прямее, Ким последовала за ней в Зал Совета. Не обращая внимания на возобновившийся при ее появлении ропот, она спустилась по широкому, длинному проходу между рядами, не глядя по сторонам, остановилась перед Лореном и рискнула – успешно! – сделать первый в жизни реверанс.
Столь же торжественно он поклонился ей, поднес ее руку к губам и поцеловал. Она вспомнила о Диармайде и Джен, ту первую ночь, когда они прибыли во Фьонавар. Кажется, с тех пор прошла почти целая долгая жизнь. Она сжала руку Лорена, а затем, не обращая внимания на стражников, окинула взглядом – она надеялась, что он получился надменным, – собравшихся гномов.
И при этом кое-что заметила. Повернулась к Лорену и тихо спросила:
– Почти одни женщины. Почему?
– Женщины и старики. И члены Совета, которые скоро появятся. Ох, Ким, дорогая, как ты думаешь, почему? – Его глаза, она помнила их такими добрыми, таили в своей глубине сокрушительный груз беды.
– Молчать! – приказал один из стражников. Не грубо, но решительно.
Это не имело значения. Выражение лица Лорена сказало ей все, что она должна была знать. Она ощутила, как груз его знания придавил и ее тоже.
Женщины, старики и члены Совета старейшин. Мужчины в расцвете сил, воины, отсутствовали. Разумеется, они ушли на войну.
Ей не надо было говорить, на какой стороне они будут сражаться, если их послал Каэн.
И в эту секунду сам Каэн вышел из дальнего крыла сцены, и так она впервые увидела того, кто снял цепи с самого черного зла их дней. Тихо, без сколь-нибудь явной горделивости или высокомерия, он подошел и встал сбоку от каменного стола. Его густые волосы были черны, как вороново крыло, борода коротко подстрижена. Он был выше ростом, чем Мэтт или Брок, и не такой мощный, за исключением одного: у него были руки скульптора, крупные, умелые, очень сильные. Он положил одну из них на стол, хотя постарался не прикоснуться к Венцу. Одет он был не броско, в простую коричневую одежду, и в его глазах не видно было ни намека на безумие или манию. Они смотрели задумчиво, спокойно, почти грустно.