Год 1943 - «переломный»
Шрифт:
Да и в угадывании намерений Манштейна, «правильном определении наиболее опасного для войск фронта направления наступления противника», Николай Федорович, мягко говоря, промахнулся, утверждая в «соображениях» от 12 апреля, что главный удар противник будет наносить в направлении на Старый Оскол, а вспомогательный, «частью сил», — на Обоянь и Курск. Маршал Жуков план оборонительной операции Воронежского фронта, построенный без четко выраженной идеи сосредоточения сил на наиболее важных направлениях, подкрепил своим авторитетом, доложив Сталину, что «оперативно-тактическое расположение частей фронта, группировка сил и средств по армиям и направлениям у меня не вызывает никаких сомнений. Я считаю, что
В состав Степного военного округа входили 27, 53, 47-я, 5-я гвардейская, 5-я гвардейская танковая и 5-я воздушная армии, 10, 18-й и 4-й гвардейский танковые, 3-й гвардейский механизированный, 3, 5, 7-й гвардейские кавалерийские корпуса — 573 тысячи человек, 3397 орудий, 4004 миномета (калибра 82 и 120 мм), 1639 танков и САУ, 548 самолетов.
23 июня командующим войсками округа был назначен генерал-полковник И.С. Конев.
Мы знали о намерениях противника.
Немцы знали, что мы знаем.
Теперь в лобовом столкновении, в «единоборстве с открытым забралом» предстояло выяснить, чья сила сломит.
По настоянию генерала Гота в воскресенье, 4 июля 1943 года, части 4-й танковой армии предприняли атаку в полосе 6-й гвардейской армии Воронежского фронта с целью создания плацдарма для наступления и овладения «наблюдательными пунктами, необходимыми для руководства наступлением». Дело в том, что здесь между линиями противников имелся разрыв, нейтральная полоса шириной 6–7 километров, кое-где занятая передовыми отрядами (усиленный стрелковый батальон) и постами боевого охранения советских дивизий первого эшелона. С немецкой стороны не просматривались позиции нашего переднего края, не было наблюдательных и корректировочных пунктов, артиллерия не имела удобных огневых позиций и не видела целей, а заниматься «погектарным долблением» считалось экономически нецелесообразным.
Поэтому в 16 часов — нехарактерное для немцев время — пикировщики подвергли сильной бомбардировке позиции боевого охранения в районе Бутово, Герцовки, Драгунского, Яхонтово, а затем при поддержке огня полевой артиллерии, штурмовых орудий и саперных подразделений бросились в атаку передовые батальоны танковых и пехотных дивизий. В 23 часа Гот доложил Манштейну, что поставленные цели достигнуты и командные высоты захвачены. Застигнутые врасплох нападением посреди «мирного июльского дня» малочисленные советские отряды не смогли оказать противнику серьезного противодействия, а командование дивизий непозволительно долго не могло разобраться в обстановке и не сумело своевременно оказать поддержку. Лишь в отдельных пунктах, в частности в южной части хорошо укрепленного села Бутово, атакованного 11-й танковой дивизией, и у Герцовки, ожесточенный бой закончился лишь ночью. В дневнике 48-го танкового корпуса были зафиксированы первые впечатления: «Противник полностью ошарашен наступлением корпуса, но, несмотря на все ожидания, хорошо защищается своей пехотой…»
Донесения разведки, показания пленных и перебежчиков, бой за позиции передового охранения — все убеждало, что через несколько часов немцы перейдут в наступление. В этот напряженный момент советское командование решилось использовать «домашнюю заготовку» — на наиболее вероятных направлениях вражеских атак нанести упреждающие артиллерийские и авиационные удары по местам скопления живой силы и танков, его огневым позициям и наблюдательным пунктам. В 3 часа ночи (на Центральном фронте в 2.20) 2460 артиллерийских и минометных стволов, около 200 реактивных установок двух фронтов «разорвали предрассветную тишину курских полей». Чтобы не раскрывать систему огня на переднем крае, артполки противотанковых опорных пунктов и резерва не были задействованы.
Выпустив за полчаса в темную ночь до половины боекомплекта, наши полководцы почти сразу задумались: «Ё-мое, что ж мы сделали?» После войны генерал Чистяков писал: «Когда отгремели орудия, у меня, да и у офицеров штаба возникло сомнение: принесет ли эта контрподготовка ожидаемый эффект? Правда, вслух этого не говорили, но каждый так думал… И вторая думка: а не ударили ли мы по пустому месту? Они же могли увести войска… Уже 5 часов 50 минут, а противник не наступает. Волнуемся. Звонит ВЧ. Слышу знакомый спокойный голос командующего:
— Иван Михайлович, почему противник не наступает на вашем участке? Скоро шесть, а, по данным вашей разведки, он должен в пять… Не всыпали ли мы по пустому месту несколько вагонов боеприпасов? Тогда попадем мы с вами в историю военного искусства в качестве примера, как не надо проводить контрподготовку.
Убил он меня!»
Мнения об эффективности данного мероприятия высказывались порой диаметрально противоположные. Маршал Василевский, подавлявший Ватутина авторитетом и заправлявший всеми делами в штабе Воронежского фронта, по вполне понятным причинам заверяет, что контрподготовка «дала исключительный эффект»:
«Противник, находившийся в исходном для наступления положении, понес большие потери в живой силе и технике. Дезорганизована была подготовленная им система артиллерийского огня, нарушено управление войсками. Понесла потери и вражеская авиация на аэродромах, а связь с нею у общевойскового командования также нарушилась… Даже не зная деталей результатов контрподготовки, мы испытывали чувство большого удовлетворения ее общими итогами. Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3 часов утра 5 июля тремя часами позже».
Командующий артиллерией 6-й гвардейской армии генерал-майор Д.И. Турбин без всяких «деталей» подмахнул донесение, в котором одним махом «уничтожил» до 4000 солдат и офицеров противника, 24 танка, в том числе 3 «тигра», и 12 артиллерийских батарей. Дали бы Турбину еще часок пострелять, он бы Курскую битву выиграл в тот же день. Артиллеристы Центрального фронта, отдавшие предпочтение стационарным целям, «по самым неполным данным, уничтожили и подавили до 100 батарей противника, 60 наблюдательных пунктов, 10 складов с боеприпасами и горючим».
Непонятно, с какой стати Александр Михайлович удумал, что Манштейн двинет танковую армаду через сплошные минные поля, противотанковые рвы и речные преграды в абсолютной темноте, за полтора часа до рассвета? До такого мог дойти только маршал Жуков со своей знаменитой «прожекторной атакой».
Кстати, Жуков, находившийся в штабе Центрального фронта, честь и ответственность за принятие решения на открытие огня предоставил Рокоссовскому и потому задним числом позволил себе поразмышлять:
«Однако следует сказать, что к началу действий противника план контрподготовки у нас в деталях полностью еще не был завершен. Не были точно выявлены места сосредоточения в исходном положении и конкретное размещение целей в ночь с 4 на 5 июля… В результате нам пришлось вести огонь в ряде случаев не по конкретным целям, а по площадям. Это дало возможность противнику избежать массовых жертв… Конечно, артиллерийская контрподготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, но мы все же ждали от нее больших результатов. Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришел к выводу, что как Центральный, так и Воронежский фронты начали ее слишком рано: немецкие солдаты еще спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах».