Год Черной Лошади

Дяченко Марина и Сергей

— Короче, прихожу я… А там на мониторе — волки в лабиринте. Классно, честно говоря… Надо тебе как-нибудь сходить, посмотреть…

Макс вздохнул. Вытер мокрый подбородок. Игрейна ждала.

— Ну вот… Отсняли сегодня большой фрагмент. Волки ходят по лабиринту, решают всякие задачки — ну, лапой на рычаг нажать, подлезть, перепрыгнуть… А в конце лабиринта — волчица. Ждет, значит. Кто первый дойдет. Кто самый умный. Один дошел, и сразу к ней, а она ему зубы показывает. Рычит. Ее фаворит, понимаешь — он проиграл… — Макс

нервно захихикал. — А этого победителя она не хотела… Ну, сцепились. Они клочья дерут друг из друга, а фаворит ее застрял в лабиринте — не может через решетку просочиться…

— Через решетку?

— Ну хитрая такая, двойная фигурная, и человек не сразу догадается, не то что волк…

— Странные у них развлечения, — пробормотала Игрейна.

— Странные, — мрачно согласился Макс. — Но публике нравится.

— А что не нравится Коровко?

Макс поморщился, будто собираясь чихнуть:

— Коровко… Ты прикинь — я ведь снимал эту волчью драку от начала и до конца. У них, когда крови много, волков всегда разгоняют… Шлангами… Так хорошо получилось, динамично…

Макс замолчал.

— Ну и? — спросила Игрейна.

— Ну и на заднем плане, — вздохнул Макс, — засветился там один… Войковский зам, Рачевский его фамилия. Со стороны зрителей его не видно было, он за щитом стоял…

А я искал ракурс и случайно этого Раневского взял в кадр. На заднем плане. Из-за этого у Коровко случилась истерика.

Максим снова замолчал.

— Не понимаю, — сказала Игрейна.

— Коровко дурак, — Макс мотнул головой. — Если бы он потихонечку, сам… на компьютере эту фигуру отредактировал… никто бы ничего не заметил. А так всем стало любопытно: за что это Коровко Маркова жучит? Кто попал? Марков попал? А-а, Рачевский попал в кадр… Коровко когда допер — совсем красный стал, я думал, его тут же кондрашка хватит…

— Все-таки не понимаю, — Игрейна поставила чайник на плиту.

— А я понимаю? — тоскливо спросил Макс. — Тайна Мадридского двора имени гражданина Полишинеля. Все делают вид, будто понятия не имеют, чем занимаются Рачевский и Федоров. Если кто-то хоть имя их всуе упомяет — Войков штрафует, Войков лютует, может даже бандитов наслать…

Макс спохватился, что сболтнул лишнее, и опасливо покосился на Игрейну.

— А чем же занимаются Рачевский и Федоров? — спросила Игрейна, делая вид, что не расслышала последних слов.

— Хрен его знает. Что-то шаманят со зверями. Дрессировщики…

— То, что ты каждый день рассказываешь, называется по-другому, — сказала Игрейна. — Я не представляю, как их можно выдрессировать… чтобы они так себя вели.

— Как? Не по-звериному?

Чайник все не закипал. Игрейна молчала.

— Ты не волнуйся, — бодро сказал Максим. — Мне лично эта дурная ситуация ничем не грозит. Я так натурально хлопал глазами… Вроде как полный дурак…

— А

ты, когда снимал, заметил Рачевского?

— Ну ясно, что заметил… Но ракурс менять не стал. Очень выигрышный был ракурс… Знаешь, волчью драку снимать — это не показ моделей, там совсем другой ритм…

— А что он делал?

— Кто?

— Рачевский.

— Да вроде ничего… Стоял. Смотрел. Глаза иногда закатывал. Губы кусал, будто нервничал. Вообще… — Макс задумался. — Странное лицо. Будто припадочный. А когда в коридоре его встречаю — нормальный мужик, молодой, здоровается даже…

— Так спроси его, что он там делал.

Макс медленно повернул голову. Посмотрел Игрейне в глаза; взгляд был красноречивее любого плаката. Так мог бы смотреть старый сапер на ребенка, только что предложившего сыграть в лапту на минном поле.

— З-зараза, — сквозь зубы ругнулась Игрейна. — Это зоопарк, да? Или это секретный военный объект в пустыне Гоби?

— Хуже, — глухо сказал Максим. — Знаешь, какие там бабки? А знаешь, какая там крыша?

— Зверей жалко, — сказала Игрейна.

— Что?

— Зверей. У них-то крыши не бывает.

* * *

Инцидент с режиссером Коровко замяли. У Максима вычли из зарплаты «за некомпетентность». О деньгах Марков не жалел, на формулировку обиделся очень; через некоторое время, случайно или нет, у него поменялось начальство: вместо Коровко с его волками Макс оказался под началом режиссера Сыча, специализировавшегося на съемке крокодилов.

— Не переживай, — сказала Игрейна, услышав о новом назначении Макса. — Может быть, чуть позже доверят тебе снимать жирафов каких-нибудь или пингвинов…

На самом деле Макс вовсе не был расстроен; утешая его, Игрейна утешала себя. Дело в том, что сама она ненавидела крокодилов с детства, ненавидела, боялась и брезговала. И даже рассказы о том, какими заботливыми бывают крокодилицы-мамаши по отношению к потомству, не могли ей внушить ни капли симпатии к рептилиям-убийцам.

Тем временем в зоопарке появилась мода на «совместное содержание», и крокодилы Ротбард, Одетта, Одилия и Яшка оказались на острие атаки. К их бассейну присоединили соседний вольер, в котором водились вараны Чип и Дейл, причем Дейл была самкой.

Макс прилежно снимал ежедневные упражнения крокодилов и не задумывался особенно, каким образом общежитие варанов и крокодилов может повлиять на зрительский рейтинг вольера. Прошло несколько недель, прежде чем он понял.

Крокодилицы Одетта и Одилия отложили яйца. Их кладки оказались на разных берегах бассейна; как и положено, крокодилицы аккуратно зарыли яйца в кучу листьев (гниющие листья обеспечивают оптимальную температуру для развития зародышей). Через несколько дней варанов перестали кормить, а кормушку крокодилов перенесли как можно дальше от кладок.