Год трёх царей
Шрифт:
Потом… Нет — ничего не осталось в памяти. Георгий только помнит как очнулся на мокрой земле в стороне от искореженного поезда… Как он сумел выбраться? Или его отбросило от вагона силой взрыва?
Взрыва??! Ярость пополам со слезами залила Георгию глаза… Неужто заговорщикам удалось исполнить свою давнюю мечту? Неужто как и деда?
— Спасен ли Государь?! — выкрикнул он — но голос его звучал не громче шепота…
— Не могу знать! — хрипло ответил стоявший перед ним навытяжку гоф-фурьер. Матушка ваша, государыня Мария Федоровна жива и почти
«Почти?!»
— Мама, мама, я жива! — послышался детский крик. Обернувшись, Георгий увидел как вырвавшись от гувернантки великая княжна Ольга побежала навстречу высокой женщине в домашнем платье за которой лакей нес на руках девочку в синем костюмчике…
На миг Георгию показалось что сестра Ксения (а это была она) мертва, но великая княжна всхлипнув, вцепилась в отвороты ливреи…
На плечи царицы подоспевший казак накинул чье-то офицерское пальто…
Государыня кивнула с благодарностью в ответ…
А к ней уже спешил солдат ведя за руку плачущего Михаила — чей матросский костюмчик заливала кровь… Георгий ужаснулся — но почти сразу понял что это чужая кровь — от таких ран его брат умер бы на месте…
Да признаться и Мария Федоровна выглядела не лучшим образом. На ходу она придерживала висевшую левую руку, кисть которой приобрела жуткий сине-багровый оттенок.
Георгий увидел разводы наскоро вытертой крови на лице и руках — кровь все еще текла из нескольких глубоких порезов — наверное от осколков стекла…
Почему то самые первые слова сказанные матерью-императрицей не удержались в его памяти — он запомнил только собственное хаотическое мелькание мыслей… И среди них — раз живы мама и младшие брат и сестры — то наверняка ничего плохого не случилось с отцом и Ники!
— Сын мой, — донеслось до него… — Главное ты жив, и все мы остались живы! Это совершенно непостижимо! Это чудо, которое сотворил Наш Господь!
И вновь у Георгия не было сил ответить — хотя губы его шевельнулись что то произнеся…
Убедившись что дети живы и почти в порядке, Мария Федоровна, оставила их одних… Приказав позвать лейб-медика, который — сам помятый и в синяках — растерянно метался между десятками раненных и контуженных, царица взяла спасательные работы в свои руки.
Вместе с лейб-медиком и несколькими лакеями начала энергично действовать — не в пример стонущим и растерянным мужчинам. Мария Федоровна обходила раненых, помогала им, всячески стараясь облегчить их мучения…
Они переходили от одного пострадавшего к другому, помогая встать, утешая, ободряя, бинтуя раненных — в ход пошли простыни скатерти и дорогое белье из разбитых чемоданов и сундуков… Мария Федоровна без всякой жалости расправлялась с любимыми блузками, украшенными тонкой вышивкой придворных мастериц, батистовыми сорочками и нижними юбками, отделанными льежскими кружевами и бинтовала истекающих кровью людей.
Кто-то присоединился к Государыне — но многие просто находились в полной прострации и тупо смотрели на происходящее, оцепенев от всего случившегося. Георгий тоже никак не мог придти в себя, лишь отстраненно фиксируя окружающее…
На глаза попадались то ярко начищенный блестящий ярой медью самовар жалко валявшийся в луже… То флигель-адъютант Шереметев, баюкающий руку с забинтованным раздробленным указательным пальцем — с видом человека получившего без малого смертельную рану. То барон Шернваль сидевший на насыпи — кажется он не понимал что такое с ним произошло… То Ванновский — прижимавший мокрый платок к огромной шишке на лбу но при этом пытавшийся что-то бодро командовать офицерам…
Впереди вдруг возникла какая — то возня, крики — кто-то жалобно заплакал.
Хмурые солдаты провели крепко взяв под руки барона Таубе — как оказалось — потеряв голову от всего случившегося он бросился бежать в придорожную рощу; и охрана чуть его не убила, приняв за злоумышленника-бомбиста.
Тревожно лая среди раненных и убитых бегала собака — любимый пес Александра III — Камчатка. Она была явно не в себе — хозяина нигде не было и даже запах его не ощущался сквозь гарь и кровь…
Во всём поезде из пятнадцати вагонов, уцелело только пять — остальные были разбиты в хлам… При этом что удивительно — уцелели оба паровоза, и сейчас кочегары и машинисты вместе с очухавшимися солдатами вытаскивали из руин еще недавно бывших императорским поездом людей — чаще живых, иногда недвижных…
Вот мужчина в придворном мундире… Макушка черепа у него срублена — как верхушка сваренного «в мешочек» и поданного к завтраку яйца. Великий князь явственно различал серую массу в чаше раздробленного черепа. По лицу несчастного текли струйки крови, заливая белые от ужаса и боли глаза.
Немолодой бородатый камер-казак Тихон Сидоров из личной охраны Императрицы — сколько Георгий помнил — он всегда был рядом с августейшей семьей.
Теперь он смят и переломан как кукла попавшая под карету…
Вот молодые егеря отцовской свиты — они умерли сразу — даже наверное не успели ничего почувствовать…
Вот стражник и буфетчик — оба раздавлены — в руках буфетчика так и остался изящный мельхиоровый кофейник…
Георгий вспомнил случайно услышанный разговор этих двух слуг — за час примерно до крушения…
— Экий у нас государь богатырь! — восхищенно говорил охранник. Увидел — аж обмер!
— Дай Бог век ему отмерен дольше батюшки своего невинноубиенного — и деда — Николая Павловича — при таком хорошем царе когда еще поживешь! — поддакнул буфетчик.
…А вот теперь нет ни того ни другого в живых и что с отцом и братом — неизвестно. Георгий чувствовал что еще немного и он лишиться сознания, рухнет наземь и наверное умрет — ибо человеку невозможно выдержать такое…
И не один он был в подобном состоянии — то тут то там слышались сдавленные рыдания…
…Мария Федоровна, одна из немногих, не потеряла голову и старалась по мере сил облегчить страдания людей.
— Разведите костры! — скомандовала Императрица какому то из ливрейных лакеев.