Годы в седле
Шрифт:
Многие красноармейцы без команды бросились в погоню. Я распорядился, чтобы Валлах возглавил преследование. Сам начал собирать остальных. Не хотелось упустить Махно и его свиту.
Пока эскадроны строились, посмотрел пленных. Большинство среди них составляли кропоткинцы.
— А вот знамя ихнее, — не без гордости показал один из красноармейцев сорванное с древка черное полотнище. На нем зловеще белели череп и две скрещенные берцовые кости.
— А говорили, будто эти никогда не сдаются, — с иронией сказал я подъехавшему политруку Биску.
— Мало ли что говорили. Мы
Один из «гвардейцев» зверем посмотрел на Биску. Кажбак не выдержал:
— У... волк глядит. Такой сволочь не плен надо, а башка рубить.
В душе я был согласен со своим коноводом. Однако вслух произнес:
— Красная Армия с пленными не расправляется.
4
Утренний туман рассеялся. Далеко впереди авангарда, различимая невооруженным глазом двигалась какая-то колонна. Сзади нее по полю рассыпались небольшие конные группы, отдельные тачанки, всадники. То ли наши, то ли махновцы — разобраться трудно. Доносилась приглушенная стрельба.
Впереди нашего дивизиона на этот раз шел со своими кавалеристами Владимир Колодин. В случае необходимости мы должны были прийти им на подмогу.
С разрешения Кужело я поехал к Колодину, прихватив с собой трубача и два боевых разъезда. Смотрю в бинокль. Теперь хорошо видно, что отходят вражеские колесницы, а махновская конница как будто готовится к бою. Это предположение подтвердила и разведка.
Противник сосредоточился на выгоне перед Новоселовкой. Колодин выслал туда несколько мелких групп. Я распорядился, чтобы подтянулись и наши эскадроны.
Тачанки неприятеля развернулись веером, затарахтели пулеметами. Однако их свинцовый град не достиг цели: слишком велика дистанция. Зато наши артиллеристы точно накрыли их. В поле осталось шесть разбитых и опрокинутых повозок, много трупов людей и лошадей.
В течение дня противник еще несколько раз пытался задержать преследователей. Но каждый раз его заслоны сбивала батарея. Благодарные конники стали называть его не иначе как «наш Ваня». Скупой на похвалу Э. Ф. Кужело также высоко оценил действия пушкарей.
К вечеру подморозило. Отступающие бандиты, хоть и старались всячески, оторваться от нас не смогли.
Наши боевые разъезды буквально присосались к ним. Но люди и кони уже выбивались из сил.
Решил спросить у начальника штаба бригады С. В. Крыжина, когда же будет привал. Сергей Викторович и Эрнест Францевич ехали рядом и беседовали. Я прислушался. Говорил Крыжин:
— Отступающий всегда был добычей конницы. Только махновцы не желают признать эту аксиому. Они считают, что пехота на легких подводах, запряженных четверкой добрых коней, неуловима.
— Неуловима? — переспросил Кужело. — Ну, мы их скоро убедим в обратном. Впрочем... пусть пока остаются при своем мнении...
Задавать вопросов начальству мне не пришлось. Кужело сам распорядился насчет отдыха.
Остановились в небольшом селе. Накормив лошадей и наскоро перекусив, красноармейцы завалились спать. Разведчики донесли, что неприятель тоже обосновался на ночлег в Берестовом. Это в семи верстах от нас.
В
Эрнест Францевич кратко изложил план предстоящего боя. Бригада была поднята без сигнала. На марше тоже старались не шуметь. Колеса орудий и пулеметных тачанок обмотали тряпьем, и они мягко катились по обледеневшей дороге. Неспокойным лошадям надели на морды торбы.
В Берестовое ворвались без единого выстрела. Только из одной хаты кто-то запоздало метнул гранату. Ее взрыв и положил начало бою. Боясь в темноте попасть в своих, красноармейцы действовали больше клинками и прикладами. Сталкиваясь лицом к лицу, кричали: «Бухара!» И если в ответ не следовало: «Уртак!» — били встречного.
Не по уставу подобрал Крыжин пароль и отзыв. Зато эти слова помогали бывшим туркестанцам безошибочно опознавать друг друга.
Не многим бандитам удалось унести ноги. Преследовать их в кромешной мгле не стали. Но следом пустили разведчиков.
С рассветом я получил приказ идти наперехват петляющего противника.
— Что они кружат? — удивлялся командир эскадрона Габор. — Компас сломался, что ли?
— А куда им деваться? — откликнулся политрук Биску. — Кому они где нужны? Вот и колесят вокруг своих домов...
Весь день свирепствовала вьюга. Шлях замело. Наши разъезды то и дело натыкались на небольшие вражеские группы. Вспыхивали перестрелки. Мы спешили туда, где они были жарче.
Наконец махновцы применили свою излюбленную тактику отрыва от более сильного противника. Они разбежались по селам и хуторам, попрятались там и на время притихли. Преследовать стало некого. Потеряв их след, мы остановились.
Более двух суток непрерывной погони давали о себе знать. Но долго отдыхать нам не позволили. Бригада получила приказ перейти в район Малая Токмачка — Орехов — Жеребец и ожидать дальнейших распоряжений.
Перед выступлением Кужело провел совещание командного и политического состава по итогам боя в Гуляй-Поле. В заключение он сообщил, что Махно с группой в 400 штыков и 150 сабель бежал на восток. Остатки его 4-го конного полка и часть пехоты на подводах прорвались на юго-восток.
— Товарищ комбриг, — обратился к Кужело Колодин, — как же так? Махно удрал на восток, а нас перебрасывают на запад.
— Вопрос по существу. Попробую на него ответить. Борьба с антисоветским бандитизмом требует особых тактических приемов. В Туркестане, как вы знаете, басмачи создавали свои базы в горах или отдаленных пустынных оазисах. У махновцев тоже есть свой район, вне которого они беспомощны, так как не встречают поддержки населения. Значит, рано или поздно им все равно придется возвращаться к своим домам. Почему нам назначен район не восточнее, а западнее Гуляй-Поля? Лично я думаю, что нас бросят на борьбу с группой Каретникова. Она прорвалась через Крымский перешеек. А вот куда движется, пока не знаем...