Голем и джинн
Шрифт:
— Готово! — воскликнул он. — Захвачен, и в человеческом облике! Такого не удавалось никому со времен Сулеймана!
— Теперь он твой раб? — поинтересовался бедуин.
— Нет еще. Для этого мне потребуется твоя помощь.
Мгновенье поколебавшись, бедуин положил связанную девушку на пол. Охваченный ледяной мукой, Джинн мог только смотреть, как Фадва мечется в бреду и что-то бормочет. Бедуин заметил его взгляд.
— Да, смотри! — крикнул он. — Смотри на то, что ты сделал с моей дочерью! Теперь ты заплатишь за это, тварь! Как бы страшно ты ни страдал,
— Хорошо сказано, — сухо одобрил старик. — А теперь иди сюда и помоги мне, пока он не потерял рассудок от боли. Я хочу, чтобы он ясно понимал все, что происходит.
Бедуин осторожно подошел.
— Крепко держи его, чтобы не двигался, — скомандовал старик, и бедуин грубо схватил Джинна за плечи.
Тому хотелось кричать, но из горла не вырывалось ни звука.
— Не шевелись! — прикрикнул бедуин, хватая его сзади за шею.
Старик тем временем прикрыл глаза и что-то бормотал себе под нос, как будто репетируя или готовясь. Потом он опустился на колени и возложил шершавую, пыльную ладонь на лоб Джинна.
Шуршащие звуки, произносимые стариком, казались Джинну бессмысленными, но даже сквозь железную агонию он чувствовал, как сеть сияющих нитей выползает из руки старика и опутывает его собственное, измученное болью тело. Он бессмысленно напрягал кисть в надежде сломать браслет, отчаянно старался сменить облик, а светящиеся нити тем временем образовывали вокруг него клетку. Как глупо! Как бессмысленно! Попался на наживку, как последний из тупоумных гулей! И теперь лишился всего! Всего!
— Я, Вахаб ибн Малик, — прорычал старик, — подчиняю тебя своей власти! Отныне ты будешь служить мне!
И сплетенная из сияющих нитей сеть вдруг погрузилась в тело Джинна, слившись с пламенем, что горело в нем.
От потраченных усилий старик покачнулся и едва не упал. С трудом он выпрямился и с ликованием улыбнулся.
— Готово? — нетерпеливо спросил бедуин. — Теперь ты можешь вылечить ее?
— Еще одно, последнее дело. Заклинание должно быть скреплено. — Колдун печально улыбнулся. — Прими мои глубочайшие сожаления, Абу Юсуф, но на этом наш договор кончается.
В руке у старика откуда-то появился нож, и одним быстрым и мощным движением он вогнал его под ребра Абу Юсуфа. С губ того сорвался ужасный, будто удивленный вздох, а через мгновенье старик выдернул нож, и горячая, пахнущая железом кровь хлынула на землю. Абу Юсуф застыл, и его руки бессильно соскользнули с шеи Джинна.
Старый колдун глубоко вздохнул. Он выглядел бесконечно усталым, и его напоминающая скелет фигура как будто осела, но глаза светились тихим торжеством.
— А вот теперь, — начал он, — давай поговорим. Но сначала…
Старик схватил Джинна за запястье и пробормотал какое-то неразборчивое заклинание над железным браслетом. В одно мгновенье боль утихла, и Джинн, избавленный от страшного паралича, мешком свалился на запятнанный кровью стеклянный пол.
— Можешь отдохнуть минутку, — предложил колдун и отвернулся к лежащей ничком девушке, еще не знающей
Дрожа от слабости, Джинн с трудом поднялся на ноги и бросился на колдуна.
— Прекрати, — не оборачиваясь, приказал ибн Малик.
И, подчиняясь негромкой команде, Джинн немедленно замер, будто укрощенное животное на конце поводка. У него не было сил бороться с этим; с таким же успехом он мог пытаться остановить восход солнца. Старик что-то шепнул, и браслет опять обжег запястье Джинна ледяной болью.
— Известно ли тебе, что никому, даже мудрейшим из пророков, неведомо, почему прикосновение железа так страшно действует на джиннов? — Он помолчал, словно ожидал ответа, но его пленник молчал, не ощущая ничего, кроме боли. — Только с помощью железа и можно добиться таких результатов, — продолжал ибн Малик, — но в этом кроется и опасность, потому что если я могу управлять тобой с помощью железа, то сможет и другой. И какой смысл посылать самого могучего своего раба, для того чтобы убить врага, если тот может легко прогнать его с помощью обычного меча? Я долго размышлял над этой задачей и вот что придумал.
Он снова пробормотал несколько неразборчивых слов, и пытка моментально прекратилась.
— Я буду тебе суровым хозяином, — говорил колдун Джинну, бессильно лежащему на спине, — но не жестоким. Железо на руке ты будешь чувствовать, только если заслужишь. А если я буду доволен твоей службой, то позволю тебе время от времени принимать твой подлинный облик. Но не думай, что ты сможешь ускользнуть от меня, — я буду следить за каждым твоим шагом. Отныне ты неразрывно связан со мной: огонь с огнем, душа с душой, и эта связь запечатана кровью, и так будет всегда, до тех пор, покуда ты жив. — Он ласково усмехнулся, глядя прямо на Джинна. — О мой гордый раб, мы с тобой перепишем и превзойдем древние легенды. Наши имена веками будут звучать вместе.
— Я лучше уничтожу себя, — хрипло пробормотал Джинн.
— Я вижу, ты еще не понял своего положения, — поднял бровь колдун. — Хорошо. Объясню так, чтобы стало ясно.
Джинн собрал последние силы, чтобы вытерпеть очередной приступ боли, но приступа так и не случилось. Вместо этого ибн Малик подошел к Фадве и склонился над ней. Девушка уже успела сбросить прикрывавший ее плащ. Из уголка губ на щеку у нее сбегала струйка слюны, связанные руки бессильно дергались.
— Ты оставил частицу себя внутри этой девушки, — объяснил колдун. — Я обещал ее отцу освободить ее от тебя.
Он положил руки на лицо Фадвы, запустил пальцы под повязку, покрывающую ее глаза. Зажмурившись, старик начал что-то бормотать. Через мгновенье девушка затихла, а потом вдруг испустила пронзительный крик такой высоты и силы, словно из нее вытаскивали душу. Джинн задрожал и попытался закрыть уши, но обнаружил, что не может шевельнуться.
Наконец крик прекратился, и девушка осталась лежать недвижимой. Ибн Малик улыбался, хотя казался теперь еще дряхлее прежнего. Он сдернул с ее глаз повязку, распустил веревку, стягивающую запястья, и устало откинулся на стену.