Голем в Голливуде
Шрифт:
– Что сами скажете?
Людвиг пожал плечами:
– Когда я получил дело, СМИ наперебой трубили о сногсшибательной новинке – базе ДНК. Дескать, вот волшебная палочка, которая раскроет все глухари, пылящиеся в архивах.
– Не раскрыла.
– Ни хрена. Я запрашивал базу, нет ли совпадений. Сначала каждую неделю, потом раз в месяц, потом в годовщины убийств. По новой допросил всех, кто еще был жив. Ничего нового. Никого не арестовали. Никто не мучился виной. Никакого просвета. Начальник мой намекнул, что никто меня не осудит, если я похороню это дело.
– Вы не похоронили.
– Я делал, что мог, стараясь не светиться, – сказал Людвиг. – Потом заболела жена и я откланялся.
– Кто сейчас ведет дело?
– Черт его знает. Наверное, никто. Кому охота связываться? Во-первых, все знают, что его не раскрыть, а во-вторых, придется общаться со мной – занудой, который со скуки всем проест плешь.
– Заманчивая перспектива, – улыбнулся Джейкоб.
– Ко мне уже привыкли. В моем распоряжении вагон времени и безлимитный межгород. Меня считают выжившим из ума козлом, что недалеко от истины.
– Еще с кем-нибудь в полиции стоит переговорить?
– Даже не знаю. Вы же понимаете, как оно все обстоит.
Джейкоб кивнул. Даже самая страшная трагедия потихоньку исчезает с газетных полос, потом из людской памяти и, наконец, из мыслей тех, кто обязан предотвратить ее повторение. Со временем напрочь забытая, она приютится у какого-нибудь Людвига, а сметливые копы станут прятать глаза, подыскивая себе дела попроще и плодотворнее.
А что остается Людвигу, ловцу химеры?
Чужое восхищение.
Чужое сочувствие.
Эхма, лет через тридцать все такими станем.
Людвиг закурил сигару и откинулся на банкетке:
– Момент истины. Какая ваша версия?
– Никакой.
– Будет вам. Не врите вралю. Вы проехали сто двадцать миль не затем, чтобы посмотреть мой катер.
– Поставьте себя на мое место, – сказал Джейкоб. – Что бы вы решили?
– Что бы я решил? Наверное, что жертва – сволочь, которая еще немало чего натворила помимо убийства этих женщин. И, видно, насолила другим сволочам, поскольку сволочи друг с другом хороводятся – сбиваются в стаи и пакостят. Этакая сатанинская лига по боулингу. Бывает, один уронит шар на ногу корешу, а то и разом всей своре, и тогда кореш или же кореша действуют в сволочном стиле: взбеленившись, отрывают ему голову.
– Нравится такая версия?
– Мне нравится тушеное мясо. А версия кажется убедительной.
– Кое-что я от вас утаил, – сказал Джейкоб.
Людвиг невозмутимо перекатил сигару во рту.
– Тот, кто замочил моего подопечного, оставил послание: «Справедливость».
Людвиг молчал.
– Еще раз поставьте себя на мое место. Что скажете?
– Вы хотели об этом умолчать?
– Что теперь скажете?
– Кто-то говорил «так на так».
Джейкоб не ответил.
– Наверное, я бы сделал тот же вывод, что и вы, – вздохнул Людвиг. – Но говорю вам, я знаю всех родственников жертв. Это не они.
– А приятели? Любовники?
– Не держите нас за олухов. Первым делом проверили дружков. О’Коннор их досуха выжал. Потом и я не раз придавил. Не подходят.
– Может, они не причастны к убийствам женщин, но могли за них поквитаться. А если они все же причастны к тем убийствам, придется вычеркнуть их из числа подозреваемых в моем деле, иначе выйдет полная ерунда.
– Они не причастны к любым убийствам, – сказал Людвиг. – Я отвечаю. Оставьте их в покое.
Замолчали.
Джейкоб уже хотел откланяться, и тут Людвиг вдруг спросил:
– Какой профиль вы предпочли?
– Не понял?
– Их два. Какой?
– Чего два?
Людвиг усмехнулся:
– Ладно. Проехали.
– Я не понял, – повторил Джейкоб.
– ДНК-анализ выдал два заключения. Сперма из заднего прохода и сперма из вагины. Абсолютно разные.
– Твою мать!
– Угу.
– Два человека?
Людвиг хмыкнул, пыхнув дымом.
– И вы хотели об этом умолчать? – спросил Джейкоб.
– Так на так, детектив.
– У вас интересное понятие о честности.
– Мне его привили там же, где и вам, – в лос-анджелесской полицейской академии. А что нечестного? Что хотели, то и получили: мою лапшу в обмен на вашу.
Джейкоб покачал головой:
– Есть еще чем поделиться?
– Сообщу вам имя моей тайной пассии.
– Послушайте…
– Сальма Хайек [26] .
– Слово «справедливость» было выжжено в кухонной столешнице, – сказал Джейкоб. – На иврите.
26
Сальма Вальгарма Хайек Хименес-Пино (р. 1966) – мексикано-американская актриса, режиссер, продюсер и певица.
– И что это значит?
– Я понимаю не больше вашего.
– Я вообще не понимаю. Иврит?
– Никто не сказал мне о двух субъектах.
– Ну да, помалкивали даже внутри конторы. Это есть в деле. Вы его прочли?
– Еще не успел.
Людвиг вздохнул. Потом загасил сигару, допил холодный чай и встал:
– Детский сад.
Глава восемнадцатая
В тупике Эль-Кахона септет одноэтажных домов поклонялся пятачку расплавленного асфальта. Стало ясно, почему Людвиг предпочитает катер, – на воде было градусов на пятнадцать прохладнее.
В доме были закрыты жалюзи, во всю мощь работал кондиционер. Людвиг потрепал по голове вялую овчарку и провел Джейкоба в кухню:
– Одну минуту.
Джейкоб рассматривал фотографию, прислоненную к кофеварке. В семействе Людвигов были сплошь блондины: белизной волос хозяйка не уступала мужу, а сыновья их были вылитые перепевщики братьев Нельсон [27] . Свежие тюльпаны над раковиной подразумевали, что миссис Л. оправилась от хвори, вынудившей мужа уйти в отставку. Во всяком случае, чувствовалось присутствие женщины. Подруга? Новая жена? Нет уж, лучше не спрашивать. Возможно, все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, но поскольку счастливых семей не бывает, спрашивать себе дороже.
27
«Нельсон» (Nelson, с 1990) – американский рок-дуэт братьев-близнецов Мэттью и Туннара Нельсонов.