Голем в Голливуде

Келлерман Джонатан

Повсюду.

Жуки.

Черным шевелящимся панцирем они укрывали все тело, их лапки легонько корябали в пупке и между пальцами ног. Он заколотил себя по груди, и жуки бросились врассыпную, прячась в лобковой поросли, под мышками и между ягодиц, забивались в уши, тоннелями ноздрей протискивались в гортань. Он отбивался, но выходило только хуже. Пронырливые и несметные, невесть откуда бравшиеся, они зарывались в тело и, схоронившись в незримых полостях между кожей и плотью, дыбились живыми бугорками.

Раздирая ногтями кожу, он выскребал их из

схронов и вопил, вопил, вопил.

Потом в руке его оказался острый камень, и он стал себя кромсать, целыми лоскутами срезая кожу с голеней, ступней, рук и живота, но зуд не унимался; что угодно, лишь бы от него избавиться; он нацелил острие на себя; через секунду он рыдал сотней искривленных ртов, а жуки проникали в его мозг. Он бился головой о каменную стену, чтобы раскроить череп.

А потом перерезал себе глотку.

Просунув руку в липкое месиво рассеченных жил и сосудов, он сжал в кулаке жучиное полчище, прекрасно сознавая, что убивает себя.

В половине пятого утра Джейкоб, весь в красных следах расчесов, вырвался из хватки сна. Бегом кинулся в ванную и ледяным душем выжег остатки кошмара. Потом, тяжело дыша, по-турецки сидел, мокрый, на коврике. От жуткого озарения потряхивало.

Он что-то пропустил.

Эпоха цифровой фотографии не лимитировала криминалистов в количестве снимков, но в 1988 году их коллегам приходилось учитывать стоимость пленки и ее обработки. Не было стандартных ракурсов, и потому в деле Упыря снимки разнились.

Джейкоб стащил с кровати пропотелые простыни и на матрасе рядами разложил фотографии 8x10. Сравнил. В висках стучало.

Одни снимки поменял местами, другие сдвинул друг к другу.

Его беспокоила Инес Дельгадо.

Зачем тащить ее в спальню, чтобы перерезать горло?

Почему не оставить там, где ее настигла смерть? Как прочие жертвы?

Значит, это не годилось. Значит, убийцы хотели, чтобы она, как Хелен, Кэти, Дженет и Шерри, оказалась в спальне, и точно так же они хотели, чтобы Криста была в гостиной, Патти – в кухне, Лора – в гардеробной, а Кэтрин Энн – посреди студии.

Иногда они сдвигали мебель.

Иногда нет.

Неизменная деталь – раскинутые ноги. Типичная поза изнасилования.

Всегда синяк на спине.

Джейкоб мысленно проиграл действия убийцы: встать на колени, ухватить жертву за волосы, запрокинуть ей голову, вскинуть нож.

Что он видел?

Джейкоб переворошил снимки, отыскивая средний план в ракурсе от ног жертвы. Пять фотографий дали абсолютно ясную картину, еще четыре – почти ясную.

Девять раз он увидел то, что видел убийца, занося нож.

Девять раз он увидел окно.

В семь утра терпение лопнуло. Джейкоб схватил телефон.

– Давайте установим незыблемые правила, – сказал Фил Людвиг. – Сейчас я сплю.

– Дело важное. Слушайте.

Людвиг выслушал.

– Хм, – сказал он.

– Я пересмотрел все бумаги. Думал, может, кто-нибудь заметил.

Пауза.

– Очевидно,

никто, – сказал Людвиг.

– Никто. – Сообразив, что вышло очень самонадеянно, Джейкоб добавил: – Деталь не очевидная.

– Избавьте от вашего снисхождения, Лев.

Донесся голос Греты: «Выйди на кухню».

– Ну? И что это значит?

– Я понятия…

«Фил. Я же сплю».

– Погодите, – сказал Людвиг.

Зашлепали тапочки, тихо щелкнула дверь.

– Я понятия не имею, что это значит, – сказал Джейкоб. – Но, выходит, это было намеренно. Инес не пыталась вернуться в спальню. Она хотела вырваться из квартиры, ее не пускали. И что-то пошло не так. Для них. Ее били ножом в живот, – может, она врезала одному в морду или по яйцам, тот взбеленился и пырнул. Но по плану ей полагалось лежать перед окном, как остальным. Я не знаю зачем, но тем не менее. Инес еще жива, она умирает, они такие: «Зараза, давай ее к окну, пока не сдохла». Что наводит на мысль: может, они и других перетаскивали? Я-то думал, женщины перемещались по квартире только потому, что сами пытались сбежать, но, может, их связывали как раз затем, чтобы еще живыми перенести и положить перед окном, а тогда уже снимали веревки. При чем тут окна, я не знаю. Однако Инес почему-то не связали.

Молчание.

– Фил? Вы здесь?

– Тут я, – чуть слышно ответила трубка.

– Что скажете?

– По-моему, вы перебрали кофе.

– Я вообще не пил кофе, – рассердился Джейкоб.

– Стрекочете как пулемет.

– Похоже, я что-то нащупал.

– Возможно.

– Вы не согласны?

– Да нет… Хорошая работа. По крайней мере, хоть что-то делается. – Людвиг зевнул – пыл Джейкоба словно водой залили. – Что дальше?

– Не знаю. Еще не успел переварить.

– Ладно, переваривайте. А я пошел досыпать. Звякните, если что понадобится. Желательно после десяти.

– Фил, вы были правы насчет Дениз Стайн.

Пауза.

– Вот как?

– Она явно ни при чем.

– Рад слышать. Да, пока не забыл: я разбираюсь с вашим жуком. Пока ничего.

– Спасибо.

– Поаккуратнее, Лев.

Джейкоб понуро повесил трубку. Людвиг сдержан оправданно.

Жертв укладывали перед окном. Ну и что?

Джейкоб велел себе успокоиться, не преуспел, заходил по комнате, потирая ладони. На кухне вылил холодный кофе, сварил свежий, стал наливать в кружку, но, заметив, как дрожат руки, опростал кружку в раковину.

Неймется – за компьютер. От 911 ничего, от Маллика тоже.

Нога сама собой дрыгалась и приплясывала, пока он сочинял пространное письмо Маллику, в котором подробно изложил разговор с Людвигом и повторил свою просьбу насчет диспетчерской.

Нервный озноб не спадал. Джейкоб пошарил по сети, затем в «Гугле» набрал «Мая».

Компьютер выдал кучу ссылок на мультяшных персонажей и рецепты коктейля «май таи».

Возможно, вы искали «май»?

Джейкоб посмотрел в окно.