Гольф с моджахедами
Шрифт:
Орелик в джинсовой куртке с мерлушковым воротником и девица оттерли меня от лифта, чтобы поспеть к своей телефонной станции где-то в гостинице. Они, конечно, получили упреждающий сигнал насчет моей личности, может, и фото пришло по факсу или электронной почте. А поскольку я отдался на волю водителю автобуса добровольно, гадать о том, случайно или специально он привез меня в российскую общагу, теперь поздно.
Техническую подготовку «Фиата» к ночной слежке я видел. Но кто мог подумать, что это из-за меня?
Ай да Милик, ай да сукин сын, тихоня! Ай да Виктор Иванович, тоже сукин
— Мы поняли, что контакт с вами перехватили, — сказал Цтибор. — Мы верно рассчитали, что в «Фиате» профессионалы и назначенное место встречи у бензоколонки они воспримут как кодовое, то есть предположат, что реальная встреча — в другом месте и в другое время… Все сошлось. Вместо «Фиата» с ночи появился «Фольксваген Пассат». Пустой, конечно. А когда мы выпустили из нашего гаража свой «Ауди», в «фольксе» тут же появился водитель и увязался за ним…
— У вас есть люди, — сказал я виновато. — Вам легче.
— Праус таскал его по всей Праге и увел до Колина.
Старикашка, перегнувшись вперед, уравновесил головой свой зад, приподнял его над диваном, затем выпрямился и потянулся, раскинув руки. Палка осталась возле дивана.
— Ладно, джентльмены, — сказал он. — Бросим это. В моем возрасте мало спят.
— Этот карбюраторный «Опель Аскона» вечно барахлит, на нем невозможно ездить, дергает на холоде, — попрекнул его Цтибор. — Подвести может.
— Но мы сбросили с хвоста «фолькс»! А про «Опель Аскону» они не знают.
— Спасибо, — сказал я. — Действительно спасибо.
Оба уставились на меня. Я испортил им маленький скандал. Чтобы поправить обстановку, я спросил:
— Кто эта парочка и что это за гостиница?
— Он нас спрашивает! — сказал про меня в третьем лице Праус. Пререкания удалось предотвратить. Они принимали меня в компанию.
— Джинсовый ковбой — нечто вроде диспетчера в Праге у каких-то то ли краснодарцев, то ли ставропольцев. Немного наркотики, немного проституция, немного рэкет среди работающих тут русских… Зимой гостиница пустует. Летом у него забот выше головы. В сущности, он там управляющий. Здание приватизировано на подставное лицо, — объяснил Цтибор.
— Полноватенькая — его жена? — спросил я.
— Нет, скорее, воробушек, — ответил Цтибор. И осекся.
Тягостное молчание затягивалось. Я не ловил Бервиду. Он сам вляпался.
В словаре Лэнгли «воробушек» — эквивалент «ласточки» на жаргоне Лубянки. Термины означают совратительницу, подсунутую нужному человеку на предмет последующего шантажа. Жаргон прилипает к подкорке, как пластырь. По нему судят о корпоративной принадлежности.
— Да ладно, — сказал я. — Забудем! Давайте наконец поговорим о Шлайне… Где он?
Я прозрел свое будущее, увидев великолепно обставленную, уютную, расчетливо встроенную в состоятельный пражский пригород «пивницу», которую немец Праус Камерон купил на имя чеха Цтибора Бервиды, чтобы не переплачивать налогов. Предприятие приобреталось в кредит, который предполагалось возвратить полностью. Бервида вступал в долю. Он прилично заработал в Чечне.
Вот бы такую на Рублевском шоссе!
В моей измученной душе возрождались не только идеалы. В ней прорастали мечты.
Заведение, в которое мы перенесли совещание, называлось, кто бы мог поверить, «У Кехера» — в честь национального героя, вошедшего в шпионские энциклопедические скрижали. На Рублевском шоссе что-нибудь подобное, вроде «У Абеля», могло, я предполагал, и отпугнуть клиентуру, в особенности крутую. Понадобится, конечно, переговорить с пиарщиками…
Цтибор Бервида прояснил дело со Шлайном.
Ефим слишком близко подобрался к некоему логову в горной Чечне, куда спецслужбы, сдерживаемые либо Москвой, либо командованием на месте, не суются. Внешнюю охрану объекта, условно обозначаемого как «Гора», ведут боевые группы, старшими в которых, по-чеченски «беширами», назначаются курсанты, прошедшие специальный инструктаж у таких, как Бервида.
Цтибор сказал, что шесть месяцев служил на Кавказе инструктором по борьбе с горными егерями или, по российскому, спецназом, и, конечно, не по линии Спецкомиссии. Я сделал вид, что поверил рассказу о том, как он испросил у начальства неоплачиваемый отпуск и через контакт в гостинице, управляемой джинсовым ковбоем, исключительно по собственной инициативе вышел в Тбилиси на представителя чеченца, которого называют Хаджи-Хизир. Контракт Бервиды оплатили вперед через московский банк — из таких, которые возникают и исчезают в Москве, Краснодаре, Ставрополе или Махачкале по мере надобности…
Ефим, вооруженный аппаратурой для видео — и аудиослежения, напоролся на патрульную группу Цтибора за два дня до истечения у того контрактного срока. Бервида не стал распространяться насчет своих разговоров с пленным, которым занялись внутри Горы непосредственно чеченцы, но записку перед этим у Шлайна взял — для передачи Бэзилу Шемякину. Парочка в «Москвиче», встречавшая меня в Шереметьево из тихоокеанского отпуска, — служащие (Бервида так и сказал: «служащие») Спецкомиссии. Коллеги помогли своему, как говорится, однокашнику выполнить просьбу попавшего в беду интеллигентного человека.
Ефим Шлайн, бесспорно, может считаться интеллигентом, подтвердил я.
Я, разумеется, чту правило «без надобности не ври». Оно, вне сомнения, незыблемо между людьми нашей профессии, поскольку выявление дезинформации одна из её составных частей. Никому не нужен мартышкин труд. Но и у надобности тоже есть мера. Если её не соблюдать, случается, что лгут слишком много или слишком мало. Я и сказал Бервиде, что он наврал мне явно мало.
— Как это? — спросил он с интересом.
— В том смысле, что на Кавказе некий Бервида работал сам по себе, исключительно в рассуждении заработать во время отпуска.
— Ну и что? Такая возможность допускается, — ответил Цтибор туманно.
— И послание на волю он взял у пленного, конечно, по доброте душевной. Из чувства славянской солидарности, верно? Разомкнул наручники, дал блокнот и одолжил карандашик только потому, что как бы случайно остался со Шлайном с глазу на глаз. Когда конвоировал его принимать нарзанную ванну. Я правильно понимаю? Ну и торжественный эскорт для маршрутного такси с Бэзилом Шемкиным из Шереметьево тоже не более чем фантазийная выходка этих, в «Москвиче»…