Голод

Синякова Елена

– Это не усталость, Кэтрин, - тяжело и отрывисто ответил Ричард, не поворачиваясь ко мне и немного помолчав, добавил, - …это то, чего ты не знаешь.

Мышцы его спины снова напряглись, когда я даже в полумраке комнаты могла рассмотреть рельеф прекрасных накаченных лопаток и широкой линии плеч.

То, чего я не знаю.

Эта фраза заставила меня нахмуриться, и бешенные тараканы в моей голове, сгруппировались, чтобы подкинуть идеи, о чем была речь, но ничего не могли придумать.

Осторожно поднявшись с измятых

влажных простыней широкой кровати, я тихо подошла к нему, едва касаясь ладонью его спины, желая обнять его и прижаться всем телом, чтобы поддержать и успокоить, но было жуткое ощущение, что момент был потерян, и Ричард словно огородился от меня стеной из прозрачного льда.

– Всё это не страшно, сейчас у тебя, и у нас всех очень напряженные времена, но скоро всё изменится и…мы могли бы попробовать ещё.

Ричард дернулся, вскинув руки, но не чтобы обнять меня, а чтобы помассировать виски указательными пальцами, и я убрала руки от него, почувствовав первый укол боли.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, Кэтрин.

Я снова была Кэтрин. Не котенок.

И снова передо мной стоял не Рич, а доктор Ричардсон – холодный, отрешенный, загадочный и такой безумно далекий…

– Тогда, может, объяснишь мне, чтобы я была в курсе? – рыкнула я, пытаясь спрятать свою боль за яростью, не в силах смириться с тем, что начало волшебной ночи закончилось именно так.

Резко шагнув от него в сторону, я впечаталась бедром в край стола, отчего стол дрогнул, пошатнулся, и со шлепком упали две фоторамки, на которые упал мой взгляд.

Шок и отчаянье упали на меня резко и неожиданно, как железобетонная плита, придавив, оставив без дыхания и вытесняя последние остатки моего желания и восторга этой ночи.

В перовой рамке было фото Генри и Ричарда, которых обнимал смеющейся синеглазый и черноволосый мужчина. Сомнений быть не могло, это был покойный отец братьев.

А во второй…

Ричард обнимал красивую улыбающуюся блондинку, тепло и нежно, и его глаза…они были такими глубокими и бескрайними, как тихий океан, который я часто видела в глазах Генри…так выглядит любовь. Так выглядит нежность.

– Это твоя жена… - ошарашено выдохнула я, последними остатками воздуха в замерзших легких, с трудом оторвав взгляд от фото, и, заглянув в глаза Ричарда, поняла, что пощады не будет.

Всё было ясно без слов.

Он молчал, не пытаясь отрицать.

Не говорил, что это его любимая сестра или родственница по линии мамы.

Он просто молчал, сверля меня глазами, в которых была боль и лед.

Мне хватило секунды, чтобы отскочить от него, кинувшись к кровати, где валялась моя майка, которую я прижала дрожащими руками к себе, дернувшись в сторону двери, когда услышала его по-прежнему властный, но такой надломленный голос:

– Вернись немедленно, Кэтрин! Я всё объясню.

Но мне уже ничего не нужно было объяснять.

Всё и

так было предельно ясно.

Поэтому я обернулась у двери, посмотрев прямо в его синие глаза, в которых разверзалась пропасть:

– Не смейте больше подходить ко мне, мистер Ричардсон! НИКОГДА!

Вылетев за дверь, я слышала, как Ричард прокричал моё имя, а затем послышался оглушительный звон разбившегося стекла.

Я остановилась среди коридора на дрожащих ногах, в панике оглянувшись на дверь в желании кинуться обратно, чтобы убедиться, что с Ричардом всё в порядке…но не смогла.

У него была жена!

И это её обязанность присматривать за ним. И право.

Глотая жгучие слезы, я прибежала в свою палату, закрыв её изнутри и с трудом натянув дрожащими руками на себя майку.

Задыхаясь от слез, я кусала собственные губы и пальцы, рыча себе под нос:

– Даже не смей, черт побери!! – вытирая быстро и резко тыльной стороной ладони горячие струйки, которые я не могла удержать в себе!

ЖЕНА!

У него была жена!

А возможно даже дети!

Как я могла позволить себе мечтать о мужчине, о котором совершенно ничего не знала?!

Мы закончим нашу работу только ради Генри, и больше никогда я не позволю себе думать о нём!

Вытащив свою сумку для вещей, я принялась скидывать в неё, всё, что здесь принадлежало мне, вытирая непрошенные слезы, которые продолжали стекать по щекам.

Я не смотрела на часы, когда была готова – все было собрано, теперь на мне были джинсы и спортивная кофта, а по-прежнему дрожащие руки набирали знакомый номер такси.

Один номер за другим просто не отвечали, или были отключены.

И лишь тогда я покосилась на часы, раздраженно выдохнув:

– Неужели ни одно такси не работает в третьем часу ночи?!

Бред какой-то!

Но я уйду с этой клиники, даже если мне придется идти пешком до дома, волоча за собой спортивную сумку, набитую до отказа моими вещами и всякими женскими штучками!

На этот случай у нас всегда был знакомый Софи.

Славный молодой парень, который приезжал по первому звонку в любое время дня и ночи. Софи говорила, что это его способ зарабатывать на жизнь, а мне казалось, что он неравнодушен к подруге, но сейчас меня это волновало меньше всего. Проблема была в том, что его номер был у Софи.

Поэтому я и набрала подружке, стыдясь того, что наверняка разбужу её, и снова перепугаю до смерти, но по другому просто не получалось.

Я отрывисто выдохнула, мысленно приготовив небольшую, но емкую речь, чтобы успокоить свою чувствительную подругу, когда после нескольких гудков, она ответила,

…но вместо её сонного звонкого голоса я услышала жуткий звон бьющегося стекла, и рыдания моей голубоглазой девочки, вперемешку с лаем Люси…

Никогда в жизни мне было так страшно!