Голодные Игры: Восставшие из пепла
Шрифт:
– Ты всегда влезаешь со своими научными достижениями, – грозно говорит Джо.
– Они полезны, тебе бы пора с этим согласиться.
– Иди к черту, Долбанутый. Жалею, что на арене не выпустила тебе…
– Что расскажешь, Бити? – спокойно спрашиваю я.
Их препирательства своего рода обряд, к которому, если не привыкнешь сразу, не привыкнешь уже никогда.
– Перед тобой главный «режиссер» 76-х Голодных Игр, – выплевывает Джоанна. – На его языке это звучит намного вальяжнее, но суть от этого мало меняется: Бити заделался главным Потрошителем. Сделай мне, как двукратному
Девушка с грохотом опускает фужер на стол и, не попрощавшись, шагает в толпу. Подобные слова можно было приравнивать к государственной измене. Джоанна не боялась огласки, не боялась Президента, не боялась самой смерти. Она никогда не отличалась особой вежливостью или добротой, но отваги и храбрости ей было не занимать.
– Она злится на меня, да и кто бы не злился? Не я, к несчастью, решал подобные вопросы. Койн назначила меня главным технологом, а что я мог сделать? Отказаться, чтобы и мне приписали «душевнобольного», сослав загибаться в Дистрикте? Еще хуже – государственная измена, но я, по правде, мало боюсь этой участи…
– Ты говорил, что есть участи хуже нашей? – спрашиваю я, – О чем ты тогда говорил?
Подносят очередной бокал шампанского, и я незамедлительно хватаю его в руки, боясь выпустить. На самом деле боюсь я только одного – услышать правду. Правду грядущей арены.
– Беженцы. Все, что приготовила Койн, намного хуже предыдущих игр. Они безжалостней, они опасней. Я не видел полного чертежа арены, но могу тебе поклясться, Китнисс. Это настоящее пекло.
Я нервно сглатываю и пытаюсь не выдать собственной дрожи. Все нормально. Все хорошо. Я жива. Готова к сражению. Победный настрой и вновь облачаюсь в перья птицы. Все хорошо. Все нормально.
– Мне кажется, она укрывает схемы от меня. Ведь я, как и ты, стану ментором. Она надеется на мое благоразумие, но уверен, в обновленном Тренировочном Центре найдется предостаточно доносчиков.
– Бити, молчи, – прошу я. – Не сейчас, пожалуйста.
Он понимающе смотрит в мои глаза. Наверняка не хуже меня понимает, что готовить детей к смерти так же бесполезно, как и рассматривать чертежи арены. Это бесполезно, как и все, что мы можем подарить этим детям.
– Самое страшное, что это не единственная наша проблема, Китнисс.
Я вскидываю опьяненный взгляд на «Долбанутого». Страшно хочется есть и пить, об остальном я и думать забыла. Но эти слова – слова, которые так часто рушили мою последнюю надежду, – разрождаются во мне чувством предостережения. Это важно.
– Пока вы добирались в Капитолий, ты не заметила ничего… особенного?
– Особенного? – переспрашиваю я.
– Что-то, что не укладывалось в твое общепринятое понимание.
Я задумываюсь: тяжелая работа на полях, прежнее убранство экспресса, приветственные билборды Дистрикта-2. Разве в этом было что-то «отличное от нормы»? Нет, все же присутствовало нечто, за что моя опьяненная память уцепиться не могла.
Имя. Главное забытое имя, которое
– Элмер Хейс, – выпаливаю я. – Я встретила его на перроне вокзала Дистрикта-2.
И теперь, сказав это, я почему-то поняла, как это обстоятельство незначительно. Элмер, ну и пусть себе Элмер. Логическая нить прерывалась на этом парне, продолжая свой путь и обходя его стороной.
– Невероятно!
– глаза Бити вспыхивают неожиданным восторгом и радостью. – Как вы встретились?
Я недоумевающе хмурю брови и пересказываю своему, теперь уже оправданно Долбанутому другу о том, как познакомилась с этим парнем. Кажется, я не упускаю ни одну деталь, иногда повторяя по несколько раз, так как этого настойчиво просит Бити.
В конце рассказа его глаза налиты обезумевшим счастьем.
– Поделишься радостью, Бити?
– Ты, наверное, мало понимаешь, с кем пришлось столкнуться на вокзале?
Я недоумеваю еще больше. Кажется, он просто насмехается надо мной. Я начинаю злится. Что за секреты и недосказанность?
– Нет, не понимаю.
– Я знал, что они не ограничатся Восьмым! Но кто бы мог подумать?
– Ты скажешь мне, наконец, о чем говоришь или нет? – рычу я.
– Китнисс, тот самый незатейливый парень из Дистрикта-2 – один из предводителей отряда радикалов, которые восстали против Президента Альмы Койн.
***
Тепло разливается по телу вместе с отчужденным и незнакомым мне чувством радостного шока. Радикалов? Людей, которые все еще поддерживали меня и сторонились мести? Бокал, который до этого момента был в моей руке, с грохотом разбивается о мощеный пол Сада. Я и забыла о том, где нахожусь.
Несколько пар удивленных глаз оборачиваются к нам с Бити. Понимая, насколько обескуражено выгляжу, разрождаюсь громким, заливистым смехом, дабы не вызвать не нужных подозрений. Технолог нехотя подыгрывает мне. Да, ему явно не хватает актерского мастерства и долгих месяцев тренировок в игру «несчастные влюбленные из Дистрикта-12» .
Когда всё возвращается в прежнее русло, и разбитый бокал списывают на опьянение, Бити уводит меня в сторону. По витиеватой мощеной тропе мы возвращаемся в Президентский Дворец. Нас приветствуют, нами восхищаются, но в голове нет и мысли о том, чтобы отвечать им. Все сознание забито одним только словом: «радикалы».
Мы останавливаемся у самого окна, задернутого ярко-бардовыми бархатными шторами. Становится смешно: гамма цветов везде одна и та же, а я похожа на кусок ходячего алмаза посреди этого уныния.
– Веди себя естественно, старайся смеяться как можно чаще. Мы и так приковали слишком много ненужных взглядов, – шепчет Бити.
Я односложно киваю головой и стараюсь непринужденно засмеяться – все выходит, Бити одобрительно кивает.
– Я до последнего не верил, что они смогут связаться с тобой. Но, как видимо, я ошибался. Он говорил с тобой на том языке, на котором ты его понимала. Язык надежды, борьбы, сражения, понимаешь, Китнисс? Он проверял, чью сторону принимает та самая Сойка, в которую до сих пор верят многие в стране.